Я поначалу о звонке Сашеньке моему не рассказала. Зачем ему? Он точно не поможет. У Любы спрашивала несколько раз, но все на том же уровне. Так и весна пришла и прошла весна, и лето наступило. Начало самое.
Звонок Марины застал меня в сквере, я прогуляться пошла, воздухом подышать.
— Ба, это я. Прости, что не звонила давно.
— Да, Мариша. Ты откуда?
— Из Франции, ба. Я спросить хотела.
— Спрашивай.
— Ба, а когда дед умер, ты как пережила? Я спрашиваю почему, мы с Сережей совсем расстались, представляешь, ба.
— Сережа жив, Мариша, в отличие от деда твоего он жив и жить будет долго. Но на твой вопрос я отвечу, я не пережила. Я просто живу, живу потому, что рано мне еще к нему. Живым — живое. Понимаешь, девочка?
— Я беременная, бабуль, только не сказала ему ничего, потому что у него другая женщина, я видела своими глазами, она мне двери открыла. А я забрала детей, написала ему записку и уехала.
— Думаешь, права?
— Нет, уже не думаю, что права, но поздно, понимаешь?
— Ой, Марина, Марина. Пока живы — не поздно. Ребенок его?
— А чей?! Конечно его.
— Возвращайся к мужу.
— Поздно, бабуля, если бы ты только знала!
— Знаю. Гораздо больше, чем ты думаешь, знаю.
— Ба, я же просто хотела дать ему понять, что я нужна ему, понимаешь. Думала, что уеду, а он за мной рванет. А он не рванул. И теперь у него другая. Что же мне делать?
— Вернуться к мужу. Кто бы у него ни был, в этом виновата ты. Ты его оставила. Ты считаешь, что он должен был наплевать на институт, на родителей твоих, на свою работу и пуститься играть в твои игры? Так зря ты так думала. И права лишать детей отца у тебя тоже нет. Что ты творишь? А если та родит? Чем больше времени проходит, чем дольше ты тянешь, тем тебе же хуже. Вернись к мужу, Марина.
— Как побитая собака?
— Да уж как есть.
— Я же просто доказать хотела…
— Доказала?
— Я люблю его…
Она всхлипнула и отключилась.
А я все пыталась ей дозвониться, но ничего не получалось. Она выключила телефон.
Вот глупая девчонка, доказать она хотела. Молодость, что сказать. Только мне тут судить проще, чем ей жить в этой самой Франции с ребенком в животе и без мозгов в голове. Может, позвонить Сереже и сказать все про безголовую жену? Но я отмела эту мысль. Нет у меня прав в семью лезть. Сами, все сами. Совет дать могу, и то, если попросят. А они не просят. Говорят, просто, чтобы выговориться, а советы им не нужны. Они сами умные. Думают, что умные.
Пока сам не прочувствуешь и не поймешь, толку не будет. Я тоже молодая была и творила… Ох как творила…
Дальше я присела на лавочку и погрузилась в воспоминания. А мне точно есть что вспомнить. И руки его, и губы, и счастье такое короткое, но такое яркое…
И что ж я все живу и живу? Мне уже давно к нему пора…
Как я хочу в Москву. Господи, если ты есть, дай счастье моему сыну и верни меня в Москву.
Часть 63
Саша улетел в Москву.
Приспичило ему отдать свои акции института. Я против, конечно. Как можно? Это ж институт, отцом его основанный.
А он ни в какую. «Только головная боль мне от них», — говорит. Много убеждала я его и уговаривала, плакала… Но все зря. И в какого он такой упрямый?! Прямо сил нет, какой упрямый!
Позвонила Любе. Горем поделиться. Она обещала все решить.
С глазу на глаз поговорят, может и решит. На нее вся надежда. На девочку мою.
А у меня потянулись долгие дни ожидания и переживаний. Хожу по квартире и поговорить не с кем. Тоска только следом ходит, тоска смертная. А сын не звонит, ни день, ни другой, ни третий.
Извелась я совсем. Понимаю — старая, мнительная, дурная, надоедливая. Но живая.
А следовательно, голова думы думает, а сердце чувствует все и болит, и болит от дум моих, и от одиночества. Как же я в Москву хочу.
Что же я с сыном не полетела? Хоть бы повидала всех внуков перед смертью. А может, бог бы смилостивился и я померла бы там…
Как я скучаю… Кто бы знал, как скучаю.
Хоть бы на могиле его посидела, все ближе, все рядом, все с ним… Почему жизнь так устроена, что счастье и не замечаешь, как было и не было, и остаются только воспоминания о счастье и пустота. Вакуум, который больше заполнить нечем, а главное — некем…
Господи, как тяжело, если бы ты знал, как тяжело, ты бы не мучил меня на земле этой, а давно пустил бы к нему…