— Мама, вы что, с папой не женаты? То есть я вообще никто?! Просто незаконный ребенок? Вы зачем меня рожали? Значит, у тебя Валерка? Он важнее, он сын твоей гениальной дочери! Моей сестры между прочим! Любимой сестры! Единственной!
— Саша, Сашенька, остынь. Успокойся.
— Нет! Я вам верил, любил, а вы…
Он оделся, хлопнул дверью и убежал.
— Саша, — я уже плакала, — где мы будем его искать?
— Ну, не реви, Катя. К Любе он пошел. Куда еще? Сейчас позвоню, попрошу перезвонить, как дойдет.
Александр Валерьевич разговаривал с дочерью минут сорок. Я не слышала его. Сашенька к ним так и не пришел. Я волновалась. Точнее, в душе у меня уже давно была паника, буря, торнадо, и мне было все равно, выйду я в этой жизни замуж или нет. Главное, чтобы мой мальчик вернулся домой и не нервничал. И меня понесло. Я выговорила Ему все, о чем страдала и переживала, о чем мечтала, о чем даже и мечтать не могла, но безумно хотела. Я говорила и говорила, а он слушал, улыбался, и в его серых глазах играли черти.
— Одевайся, Катя, — наконец произнес мой мужчина, — пойдем сына искать.
Второй раз говорить мне не пришлось. Буквально через пять минут мы вышли из подъезда.
Он сидел на качелях. Увидев нас, подошел.
— Что? — с вызовом спросил мой мальчик.
Сейчас он стоял рядом с отцом и был с ним почти одного роста. «Как быстро он вырос!» — промелькнуло у меня в голове.
— Сын, — обратился к нему отец, — давай поговорим и решим все недоразумения. Мы с матерью тебя слишком любим. Катя расстроилась. Давай поговорим и решим.
— Давай, родителей не выбирают. Да и вы не из плохих. Папа, только все должно быть правильно.
— Как скажешь. Погуляем? Или дома?
— Дома. Чтоб не слышал никто.
Дома нас встречала мама.
— Нашелся? Мать извелась совсем. О чем думаешь, Саша?
— О жизни, бабуля, о жизни.
— И чего тебе о жизни думать? Чего тебе в жизни не хватает? Разбаловали как. Ой! Кушать будешь?
— Ба, не мешай. Мы с родителями будем обсуждать очень важные вещи. Не мешай, хорошо?
— Ну, раз ты просишь…
Мы расположились в Сашенькиной комнате. Мой мужчина бережно обнимал меня за плечи, придавая мне какую-то уверенность. Но чувствовала я себя как перед государственным экзаменом, просто жутко волновалась.
— Сын, давай так. Ты задаешь вопросы, мы с матерью честно на них отвечаем, — прозвучал ласковый баритон моего мужчины.
Сашенька заерзал на своем стуле.
— Сколько лет вы вместе? — робко спросил он.
— Семнадцать полных, — прозвучал ответ.
— А Люба?
— Что — Люба?
— Она никогда не жила с вами? Почему?
— Саша, как ты сам знаешь, Люба очень своеобразный человек. Со своим характером, со своими привычками и своими особенностями. Мы боялись ее сломать. Ждали. А потом, когда она уехала учиться, родился ты.
— Ты меня хотел?
— Да, очень.
— Почему я Замятин?
— Для твоей безопасности.
— Что значит для безопасности? — сын был удивлен.
— То, что я тебе сейчас расскажу, ты не должен говорить никому. Я очень надеюсь, что эта история забыта, а документы надежны спрятаны в хранилище банка.
— Прям детектив, папа, ты шутишь?
— Нет, Саша, этот детектив, как ты говоришь, унес человеческие жизни и разрушил многие судьбы.
Сашенька понял, что отец не шутит, и стал очень серьезным.
— Расскажешь?
— Да. Думал, позже, когда ты подрастешь, но увы, у меня не так много времени, как мне бы хотелось. Саша, когда я говорил о наследнике Валерке… Я имел в виду то, что институт, который является моей собственностью, я оставляю Любе. Она готова, она потянет, и у нее есть Борисов. Я в свое время взял его на работу совсем мальчишкой и вырастил большого ученого. Люба — самородок, а он трудяга. Вместе они сила. А вот тебе я собирался передать дело моей жизни.
Все документы, рукописи, первичные материалы хранятся в разных банковских ячейках, часть документов в моем кабинете в той моей квартире. Когда ты получишь соответствующее образование то, если посчитаешь нужным продолжить мою работу, Люба тебе все отдаст и разъяснит. Ты знаешь, сын, когда я был в твоем возрасте, читая сказки и книги о приключениях, я решил, что мне по силам осуществить главную мечту человечества — мечту о вечной жизни. Я предположил тогда, что старение организма — это болезнь, а раз это болезнь, то ее можно и даже нужно лечить. Вот так я стал врачом. Правда, помогать людям я особо не собирался, я собирался сделать их вечными.