— Ты знаешь, я говорил кое с кем из окружения министра. Они хотят поставить своего человека и отобрать институт. Это учреждение — слишком лакомый кусочек. Еще шел разговор о каких-то разработках твоего мужа. Даже у меня пытались выведать, что ты мне говорила. Но ты мне ничего не говорила. Я сказал, что то, что ты его жена, было для меня таким же откровением, как и для всех остальных. Катя, они безжалостные люди.
— Я понимаю. Теперь понимаю, он всегда пытался защитить нас с Сашенькой.
— А Люба? Она владеет контрольным пакетом. Тучи сгущаются вокруг нее тоже. Кстати, как она?
— Я не видела ее с похорон. Она не звонила, а я никого не хотела видеть и слышать, кроме сына. Как же я не подумала! Рома, ты прав, я так ушла в себя, что забыла о людях, которые так дороги были ему. Кто ж я после этого?
— Человек, Катя.
В кабинет заглянула Аллочка.
— Екатерина Семеновна, вот пижамы и халаты, в шкаф вешаю. Вот, пожалуйста, работайте на здоровье. Коллективу что передать?
— Чтоб не задавали лишних вопросов, — ответил за меня Рома.
— Конечно, Роман Владимирович.
Мы сделали обход в отделениях, Рома ушел на кесарево, а я решила сегодня не оперировать, приняла роды в тазовом предлежании и пошла к Борисову.
Внешний вид Сашки поверг меня в шок. Нет, он был чистый, в идеально отглаженной рубашке, но с красными глазами, обрюзгшим отечным лицом. Я даже слова приветствия сказать не смогла.
— Саша, ты пьешь? — это был первый вопрос, пришедший ко мне в голову.
— Нет, с чего вы взяли? — удивленно спросил он.
— Ты себя видел? И с такой внешностью ты претендуешь на пост первого руководителя?
— Я просто устал.
— Ты спишь? Что у тебя творится? Не на работе, я понимаю, что здесь ничего хорошего происходить не может. Что у тебя дома? Как дети?
— Маринка не спит, весь день кричит, мать с ней не справляется, а ночью поспит часа два у меня на руках. Потом со мной играет. Не знаю, что делать. Люба больна. Вот, наконец, я произнес это. Ей нужна квалифицированная медицинская помощь. Я не знаю, к кому обратиться.
— Может, мне попробовать?
— Можно, но я не думаю, что она вас увидит или услышит.
Я задумалась. Неужели все так плохо? А я? Я опять в стороне… Да что ж я за женщина такая? Ведь я люблю ее, так почему всегда в стороне?
— Она сидит в кабинете отца и даже не выходит, сидит при закрытых шторах, от пищи отказывается, детей не видит. Я объяснил Валерке и Сереже, что это пройдет, но сам я не уверен. Она не говорит со мной. Насколько я помню психиатрию, это ступор. Мариша кричит весь день. Ест только, когда я кормлю. Мать с ней не справляется.
— Даже так. Саша, не суди жену, она гениальна. Но у каждого гения есть обратная сторона. Ее интеллект — такое же отклонение от нормы, как и слабоумие. Да, ей нужна квалифицированная помощь. И наша задача ей ее предоставить. Сашенька, если все образуется с Любой, то ты сразу решишь все свои проблемы. Я за тебя, ты слишком много значил для моего мужа, я помогу тебе. И помогу Любе. Почему ты ждал и не рассказал мне сразу? Мой первый муж был психиатр, он прекрасный специалист и хороший человек. Мы остались друзьями. Давай обратимся к нему. Он не будет болтать, и я думаю, что он ей поможет.
— Он поможет? — в его глазах мелькнула мальчишеская надежда.
— Я думаю, да.
В свой кабинет я вернулась в раздумьях. Вот именно сейчас Глеб был человеком, с которым я хотела бы общаться меньше всего. Но что теперь делать. Я достала справочник и нашла телефон его отделения. Набрала номер.
— Добрый день, — произнесла я, — я хотела бы переговорить с Глебом Ефимовичем.
Мне дали другой номер телефона, сказав, что Глеб заведует отделением. Я перезвонила, он сразу взял трубку.
— Глеб, добрый день. Тебя беспокоит Катя Замятина. Помнишь такую? Я хотела переговорить, мне нужна твоя профессиональная помощь, а в тебе, как в профессионале, я не сомневаюсь.
— Катя! Где ты? Почему так официально? Катя, что с тобой? Я приеду, только скажи куда.
— Ты знаешь клинику Корецкого?
— Конечно, ты там работаешь?
— Заведую отделом акушерства-гинекологии. Я жду тебя у себя в обед. Спросишь в приемном, тебя проводят.
— Я буду.
Он волновался, я слышала нотки в голосе, выдающие волнение. Я слишком хорошо его знала, но сейчас мне было все равно.
Ровно в час в мой кабинет вошла Аллочка. Мы с Ромой пили кофе.
— Екатерина Семеновна к вам мужчина, такой… такой брутальный.