— Бабуля, а где теперь дедушка? Я так по нему скучаю. Он скоро вернется?
И я стала объяснять, что такое вечность, что мы здесь просто прохожие, и наступает день, когда наши пути расходятся, а потом уже никогда не пересекаются. Вот так, убеждая его в том, что дедушка уже не вернется, я поверила, что, может, и есть другой мир, и мы там встретимся. А как же иначе? Ведь иначе и быть не может. И все свои мысли я говорила внуку. Нашему с ним внуку.
— Бабуля, давай потом, ты потом к деду, а пока с нами, а то мы без тебя никак не можем.
Я рассмеялась такому взрослому и одновременно детскому заявлению нашего внука.
Саша вернулся домой пораньше. Прямиком прошел к кабинету моего мужа, открыл двери и остолбенел. Люба разговаривала с каким-то мужчиной. Ее лицо было все в слезах, она всхлипывала, но она говорила. Она общалась, она была живой.
— Добрый день, извините, вы кто?
— Я Глеб Ефимович. А вы Александр?
— Да. Люба, ты кушать хочешь? Или, может, принести воды?
— Сядь рядом. Где Мариша?
— Еще не знаю, но в доме тихо. Наверно, спит.
Он сел рядом с ней, обнял. Она прильнула к его плечу и мгновенно уснула.
— Глеб Ефимович, вы совершили чудо.
— Положите ее в кровать и закройте эту комнату на ключ. Вы раньше не могли попросить помощи?
— Я не знал, к кому обратиться. Это очень деликатный вопрос, а Люба слишком талантлива.
Я слушала их разговор, и мне становилось легче. Я смогла ей помочь, я сделала это для нее, и в первую очередь — для ее отца.
Я пригласила всех к столу, мы с Валеркой накрыли в гостиной. Я подавала, убирала, ухаживала и все поглядывала на рояль, казалось, что сейчас он войдет и скажет: «Хочешь, я сыграю для тебя, Катя?». Но уже не войдет, и играть будет не он…
После того, как все поели, Глеб обратился к Борисову:
— Александр, не отказывайтесь от моей помощи, вам тоже нужно со мной поговорить.
— Может быть.
Они с Сашей разговаривали, пока я убирала со стола и мыла посуду. Я не прислушивалась, главное — Люба. А Саша — он сильный.
Затем мы ушли, Глеб решил довести меня до моего дома.
— Катя, мы не виделись столько лет. Я думал о тебе, но всегда боялся встречи.
— А я нет. У меня была очень интересная и насыщенная жизнь.
— Катя, сегодня я пожалел, что мы расстались. Надо было смириться с твоей работой, и у меня была бы семья.
— Нет, Глеб. Наш брак был ошибкой. Хорошо, что мы вовремя это исправили. Ты не моя половинка. А вот они — моя семья.
Часть 33
— Слышала? Завтра Люба выходит на работу.
— Я знаю, была у них вчера. Пора.
— Катя, отношения не изменились?
— С кем? С Любой? У нас всегда были очень теплые отношения, с первого знакомства. Ты думаешь, смерть моего мужа могла что-то изменить? Рома, мы только еще больше сблизились. У нее, кроме семьи, есть только мы с Сашенькой. И запомни: она мне дочь, а ее дети — мои внуки. Я и убить за них могу!
— Агрессивно, но честно. Вчера мужик приходил, тебя спрашивал. Велел вызвать тебя из операционной. Наглый такой, из новых русских.
— А ты?
— Я послал его. Думаешь, боюсь? А вот ты бы одна не ходила. Сына не донимают?
— Он несовершеннолетний, его — нет. Борисова — да. Меня тоже убивать резона нет. Тут драчка за институт. Но Сашка пока держит оборону. Люба может поставить точку, только Люба. Но она должна быть в форме.
— Да, Люба тонкий игрок. При своей хрупкой внешности в ней скрыта огромная сила.
Назавтра видела Любу только мельком, в коридоре. Она вникала в работу, и ей было далеко не до меня. Через день ко мне зашел Борисов. Он был совсем на нервах.
— Чаю нальете?
— С пирожками?
— Если можно.
— Конечно, можно, Сашенька. Мама вчера пекла с повидлом. Мой Саша тоже любит. Вот она и старается!
Он поглощал пирожки один за другим. В кабинет заглянул Рома, но сразу ретировался, увидев Борисова. Саша же позвал его.
— Заходите, Роман Владимирович, вы по делу, а я нервы у тещи успокаиваю.
Рома рассмеялся и зашел. Я ему тоже налила чай.
— Люба у министра, — проговорил задумчиво Саша.
— Одна? — удивился Рома.
— Да, она так решила. Позвонила ему вчера напрямую и договорилась о встрече. Я слышал, как она договаривалась, так у меня было впечатление, что это она министр, а не он.
Он восторженно рассмеялся, мы с Ромой тоже. Я ощущала ту бурю, которая творилась в его душе. Хотелось обнять его, прижать к себе и успокоить, как маленького ребенка. Хотелось помочь. Вот прямо до безумия хотелось помочь и поддержать.