— Да нет, конечно, хотя он «фрукт»!
— А то!
Мы посмеялись. Попили чай, я осталась на дежурство, а Рома пошел к своей семье.
Часть 42
Вот так, после дежурства, с самого утра я начала новую жизнь. Нельзя жить в ожидании смерти, ведь никто не знает, сколько до нее осталось. Нет смысла смерть притягивать, время идет, а смерть не приходит. Так просто и существуешь во времени. И радость не в радость, и горе больше того, что в душе не в горе. Просто не чувствуешь ничего, ничегошеньки не ощущаешь, а разве это жизнь? Это и существованием назвать трудно.
Сашка Борисов прав. Надо все менять. Надо не стоять на месте, а двигаться, и не важно вперед, назад, влево или вправо. Главное — двигаться.
Я решила, что все что со мной происходит, все к лучшему. Всю ночь об этом думала. Убеждала себя и…
Главное — решила начать жить с новой надеждой. Еще сегодня полковник этот припрется… А может, мне повезет, и он решит не приходить?! Но сомневаюсь я. И что он во мне нашел?
Я подошла к зеркалу и глянула на себя, вроде как со стороны. На меня смотрела старая женщина. С потухшим взглядом, с какими-то острыми чертами лица. С морщинками, щедро покрывающими кожу. Она меня не вдохновляла.
Волосы ничего, седину я закрасила. И косметики у меня с собой минимум. Вот о чем думала, когда на работу собиралась? Да ни о чем. О полковнике точно не думала. Это сегодня с утра он у меня из головы не идет. Господи, это весь вечер на каблуках! Ужас! Я же два дня отработала, и ночь между ними. Вру. Ночь я почти спала, так, дернули пару раз и все. Но все равно не дома, не в своей кровати… Не в нашей кровати… Вдохнула поглубже, потом выдохнула. Ну что я за человек?! Жизнь начала с чистого листа, а сама о чем думаю?!
И тут я пошла в душ. Прохладный, чтобы взбодриться. А потом кофе… Затем и поработать можно.
Поработала! До самого вечера! В четыре кесарево случилось экстренное… Вышла, у моего кабинета, как часовой, стоит полковник с букетом. А вид у меня… Я в балетках и пижаме, и замученная такая…
— Екатерина Семеновна! А я тут…
Договорить я ему не дала.
— Вижу, ждете. Так, во-первых, переходим на «ты», потому что выкать можем хоть пожизненно. Во-вторых, ровно десять минут — и я в вашем распоряжении.
— Так мы на «ты»?
— Да, на «ты». Я Катя, а ты?
— Дмитрий, Митя.
— Митя, зайди и сядь. Я в душ и…
— Хорошо, хорошо. Не волнуйся. Я понимаю. Работа такая.
— Ага, все время по тревоге.
Он улыбался, и глаза были добрыми и светились. Невольно опять сравнила. Те — родные, серые, с прищуром и эти, Митины с морщинками в уголках, как у часто улыбающихся людей.
А он симпатичный, пронеслось в голове. Да, я все вижу и все понимаю, но почему опять так сердце защемило? Нанесла последние штрихи на лицо. Снова глянула на себя в зеркало и вышла к Мите. Я пыталась улыбаться.
— Ну что, пошли?
— В ресторан?
— Знаешь, не сегодня, я устала для ресторана.
— Катя, на улице дождь, куда? Я бы предложил ко мне, но приглашать женщину на первом свидании…
— Я думала, что это не свидание, что мы просто пытаемся познакомиться. Вот уже перешли на «ты». Знаем, как зовут друг друга, а теперь можно и рассказать. Ты о себе, а я о себе.
— Тогда ко мне?
— Да. Я увижу, как ты живешь, и многое пойму.
— А к тебе?
— У меня мама.
— Поехали.
Мы молчали всю дорогу. Потом остановились у его дома. Он завел меня в подъезд, а потом в квартиру.
Первое, что бросилось в глаза, там было чисто, очень чисто, но неуютно. Хотя мебель хорошая, дорогая, новая.
— Я тут недавно живу. Мы с дочкой вместе жили раньше, а теперь у нее семья. Вот и продал квартиру и дачу. Купил ей и себе, чтобы глаза не мозолил.
— Проблемы?
— Нет, Катя, я сделал все до их возникновения. Я понимаю, что человек я военный, привык командовать, а мужем ее так вообще. Он из моей части. Зачем создавать неприятности? Можно же все миром, а мир тем крепче, чем дома дальше.
— Так у меня сын совсем далеко. Аж за океаном. Я так привыкла, что он рядом. Я жила, пока он учиться не уехал.
— Но учиться надо! А дочь?
— Это Его дочь. Она… Семья у нее.
— Коньяк?
— Да.
Он налил, я пила и говорила. Коньяк развязал язык, и я рассказывала все историю моей любви, от первого взгляда в кабинете, когда на работу устраиваться пришла, и до того момента, когда я ему глаза закрыла. Все рассказала, как на исповеди. А Митя слушал, не перебивал, не задавал вопросов, просто слушал. Иногда наливал коньяк, давал новый платочек и забирал мокрый от моих слез.