— Глеб, я, может, банальность скажу, но дети — они твои дети. И надо не прекращать попыток. Они должны знать отца, и любят они тебя, просто за то, что ты есть.
— Конечно, Катя. Я буду. О себе расскажи.
— А что о себе? Сын в лаборатории в Гарварде, Люба тут, внуки, у меня их четверо. Младшему почти три года. Ими и живу. На лето к сыну улетаю. Так же отделом заведую. Хочешь узнать, одна ли я? Нет, не одна. У меня есть мужчина. Настоящий полковник. Так что у меня все хорошо.
— А почему глаза грустные? Катя, вот если бы ты могла все изменить, что бы ты сделала?
— Нашла бы лекарство от старости и смерти. Ты понимаешь, о чем я и о ком… Наладь отношения с детьми, Глеб, и ты будешь счастлив. Извини, пора мне.
Я спустилась в метро и все думала: а правда, как жаль, что нет лекарства от старости и смерти, мне всего-то надо было его только для одного человека…
Часть 50
Как быстро идет время! И куда идет?! И зачем?! Кажется, что каждый предыдущий день — точная копия каждого последующего, и вроде даже не замечаешь, как один день сменяет другой… Разве что дети растут. И как быстро растут! Младший мой внук только-только родился, а ему уже семь. В школу его проводили, ученик уже. А Валера с Сереженькой институт заканчивают. Хорошие парни. Вот кем гордиться надо!
Да, дети растут и взрослеют, а я? А я старею. Вон уже не паутинка морщинок на лицо легла, а паутинища. И глаза потухли, совсем почти потухли. А когда-то Александр Валерьевич говорил, что в моих глазах живут черти, и он был прав, жили, пока он был со мной. А теперь…
Я подошла к зеркалу. Я ведь была хорошенькая, теперь же просто старая. А старость кого красит? Да никого…
Так задумалась, что не заметила, как в мой кабинет вошел Валерка. Аж подпрыгнула, услышав его голос.
— Ба, что ты у зеркала? Случилось что?
— Просто смотрю, как постарела.
— Странные вы, женщины. Мама тоже давеча смотрела, а потом расплакалась.
— Ей-то что плакать? Молодая еще! — Я невольно рассмеялась.
— И я так сказал, а она стрельнула в меня глазами и говорит: «Что бы ты, сын, понимал». Я же вижу, какая она красивая.
— Красивая, ты прав. Очень красивая. Плакала почему?
— Не знаю, ба. Она вообще последнее время грустная. Ванька приболел. Вроде пиелонефрит. Пролечили, нормально уже. Да у всех все нормально, отец говорит, что у нее переломный возраст.
— Что еще за глупости? Какой переломный возраст? Ладно, поговорю с матерью.
— Ага, поговори. Она тебя слушает. Пойду я.
— Приходил зачем?
— Да ни зачем, соскучился.
Он чмокнул меня в щеку и убежал.
А я после того, как приняла двойню, пошла в приемную. Татьяна сделала мне кофе и сказала, что Люба вот-вот подойдет, что операция закончилась. Я присела на диван и вытянула ноги. Как они болели последнее время, и ноги, и спина. Особенно если стою долго или хожу. На то она и старость, чтобы все болело. Болит — значит, есть чему болеть, значит, живой. И не так ведь болит, что терпеть невозможно, можно терпеть, а если совсем сильно, так что я, обезболить не могу? А с таблетками, так вообще порядок. Жить можно.
Я уже допивала вторую чашечку, когда в приемной появилась такая молодая, ну просто шикарная женщина, и так похожая на Любу. Только, может, полнее чуть, грудь больше и бедра. С виду ее можно было принять за Любину младшую сестру.
В голове закружились мысли, а не дочь ли она моему мужу? Но мысли я сразу отмела, эта молодая врач была либо ровесницей, либо даже чуть младше моего Сашеньки. А Александр Валерьевич был мне верен, в этом я никогда не сомневалась. Но какое совпадение!
Она прошла мимо меня и скрылась в кабинете Саши Борисова.
Я лишь вопросительно глянула на Татьяну.
— Аспирантка, новая, ну как новая, год почти.
— И вот к директору без стука? — Я была удивлена.
— Так ведь и не поздоровается никогда, молодежь, те еще нравы. Но Сам говорит, что способная, что надежды подает. Только вот на что надежды?
— Вы о чем сейчас, Татьяна? — Я насторожилась.
А она, будто спохватившись, стала все отрицать. Говорить, что домыслы и опасения озвучила, а фактов нет. Да и не будет, слишком хорошо она своего шефа знает.