— Огонь уже догорает. И там полно стервятников, — тихо сказал кто-то.
Форестьер взмахнул саблей, рванулся вперед, остановился:
— Следы! Их не больше полусотни, а каждый из нас стоит четверых. Вперед!
Они снова остановились перед воротами. Несмотря на засовы и запоры, тяжелые дубовые створки не устояли перед ударами топоров.
— Тише, ребята! Подкрадемся незаметно!
За первыми воротами виднелись и вторые, также разбитые топорами и распахнутые настежь. Отряд оказался на широком квадратном дворе, окруженном забором, вдоль которого тянулись постройки.
— Опоздали! — в ярости закричал Форестьер. — Они ушли!
На снегу лежали три истерзанных трупа. Они были исколоты и изрезаны штыками и саблями. Рядом лежала отрубленная кисть со скрюченными пальцами. Форестьер отбросил ее ногой. Внезапно он обрел спокойствие.
— Управляющий, кучер и парень, работавший на конюшне, — произнес он. — Они пытались защищаться. Ты, — обратился он к одному из своих солдат, — возьми этот пистолет. Он им больше не понадобится, а нам пригодится, хорошее оружие.
Через открытые двери сарая валили клубы дыма и прорывались всполохи еще не погасшего огня.
— Ты возьми десять человек и потуши огонь, — приказал командир одному шуану.
Он стоял в нерешительности, как лошадь перед препятствием. Было заметно, что увиденное коробит его. Наконец парень медленно направился к парадному входу. Выполненный в готическом стиле, с витыми колоннами и сводом, украшенным лепниной, он был гордостью семьи Ландро. Кто-то тронул Форестьера за рукав.
— Командир, с разбитого дуба упал живой мальчишка.
— Веди же его!
Солдат привел дрожащего ребенка.
— Парнишка прятался на дубе!
— Дайте свет! — воскликнул Форестьер.
Свеча осветила низ лестницы, крестьянина и мальчика, свалившегося с дерева.
— Да это Юбер, маленький шевалье дю Ландро, напуганный до смерти, но невредимый. Принесите воды, я его приведу в чувство! Слава Богу! Хоть кто-то спасся. Вперед, ребята, осмотрите дом!
Остальные обитатели усадьбы — в кухне, в большой зале, в комнатах лежали в лужах крови. Перепрыгивая через ступени с ребенком на руках, Форестьер вбежал в комнату «мадам» и отступил в ужасе.
Маленький шевалье открыл глаза и увидел свою мать на смятой постели со вспоротым животом. Слова, произнесенные кем-то из стоявших рядом, отпечатались в его памяти как раскаленным железом:
— Ее изнасиловали перед тем, как перерезать горло.
Один из солдат закрыл расширенные от ужаса, мертвые глаза несчастной и накинул на тело покрывало. Девочки тоже лежали в своих кроватях в лужах крови с перерезанным горлом, с открытыми в немом крике ртами.
Усилием воли Форестьер унял охватившую его дрожь.
— Отнесите тела женщины и детей в часовню. И остальных тоже, если останется место.
— Без причастия и молитвы?
— С нашими молитвами! Кроме того, жертвы насилия имеют право на место в раю. Ты разве этого не знал?
Он остался в этом скорбном зале с затихшим ребенком. На каменном полу около камина лежало искалеченное тело Селлин. Форестьер сделал большой глоток вина, смочил им губы мальчика и, помолчав, спросил:
— А как тебе удалось спастись?
— Я был наказан, поставлен в угол и заперт в кладовке под лестницей. Но Селлин оставила дверь открытой.
— И ты сумел спрятаться?
— На старом дубе. Они везде бегали с лампами и длинными ножами, все ломали. Я выбежал во двор и быстро-быстро, чтобы они меня не заметили, забрался на дерево! Потом все кричали!
— Все это закончилось, малыш! Ты в безопасности!
В этот момент в первый раз из горла ребенка вырвался тот странный звук, подобный ржанию, который останется с ним навсегда и через много лет удивит старого господина, автора мемуаров.
Вошли несколько человек:
— Командир, они не все ушли! Мы нашли четверых в погребе, около бочек с вином.
— Приведите их!
Четверо пьяных синих, связанных одной веревкой, вошли, качаясь, толкая друг друга и ничего не понимая, в комнату. Старший из них, с трудом открыв глаза и едва стоя на ногах, уставился на белый пояс Форестьера и вышитое сердце на его груди.
— Бандит! — вскричал он, пытаясь нашарить саблю на боку. — А! Ты сбежал! Подожди, сейчас я с тобой рассчитаюсь! Эй, к оружию! Держите его!
На стол свалили мешки и сумки, набитые подсвечниками, столовым серебром, блюдами с гербами, ворох кружевного белья и небольшие коробочки с драгоценностями.
— Славное занятие, — мрачно проговорил Форестьер. — Ничего не скажешь — доблестная армия! Что не смогли унести, разбили и испортили.