XXVI
«Ах! русский! русский! что с тобою!Почто ты с жалостью немою,Печален, хладен, молчалив,На мой отчаянный призыв…Еще имеешь в свете друга —Еще не всё ты потерял…Готова я часы досугаС тобой делить. Но ты сказал,Что любишь, русский, ты другую.Ее бежит за мною тень,И вот об чем, и ночь и день,Я плачу, вот об чем тоскую!..Забудь ее, готова яС тобой бежать на край вселенной!Забудь ее, люби меня,Твоей подругой неизменной…»Но пленник сердца своегоНе мог открыть в тоске глубокой,И слезы девы черноокойДуши не трогали его…«Так, русский, ты спасен! но преждеСкажи мне: жить иль умереть?!!Скажи, забыть ли о надежде?..Иль слезы эти утереть?»
XXVII
Тут вдруг поднялся он; блеснулиЕго прелестные глаза,И слезы крупные мелькнулиНа них как светлая роса:«Ах, нет! оставь восторг свой нежный,Спасти меня не льстись надеждой;Мне будет гробом эта степь;Не на остатках, славных, бранных,Но на костях моих изгнанныхЗаржавит тягостная цепь!»Он замолчал, она рыдала;Но ободрилась, тихо встала,Взяла пилу одной рукой,Кинжал другою подавала.И вот, под острою пилойСкрыпит железо; распадаетБлистая цепь и чуть звенит.Она его приподымает;И так рыдая говорит:
XXVIII
«Да!.. пленник… ты меня забудешь…Прости!.. прости же… навсегда;Прости! Навек!.. Как счастлив будешь,Ax!.. вспомни обо мне тогда…Тогда!.. быть может, уж могилойЖеланной скрыта буду я;Быть может… скажешь ты уныло:Она любила и меня!..»И девы бледные ланиты,Почти потухшие глаза,Смущенный лик, тоской убитый,Не освежит одна слеза!..И только рвутся вопли муки…Она берет его за рукиИ в поле темное спешит,Где чрез утесы путь лежит.
XXIX
Идут, идут; остановились,Вздохнув, назад оборотились;Но роковой ударил час…Раздался выстрел — и как разМой пленник падает. Не муку,Но смерть изображает взор;Кладет на сердце тихо руку…Так медленно по скату гор,На солнце искрами блистая,Спадает глыба снеговая.Как вместе с ним поражена,Без чувства падает она;Как будто пуля роковаяОдним ударом, в один миг,Обеих вдруг сразила их.. .
XXX
Но очи русского смыкаетУж смерть холодною рукой;Он вздох последний испускает,И он уж там — и кровь рекойЗастыла в жилах охладевших;В его руках оцепеневшихЕще кинжал блестя лежит;В его всех чувствах онемевшихНавеки жизнь уж не горит,Навеки радость не блестит.
XXXI
Меж тем черкес, с улыбкой злобной,Выходит из глуши дерев.И волку хищному подобный,Бросает взор… стоит… без слов,Ногою гордой попираетУбитого… увидел он,Что тщетно потерял патрон;И вновь чрез горы убегает.
XXXII
Но вот она очнулась вдруг;И ищет пленника очами.Черкешенка! где, где твой друг…Его уж нет.Она слезамиНе может ужас выражать,Не может крови омывать.И взор ее как бы безумныйПорыв любви изобразил;Она страдала. Ветер шумныйСвистя покров ее клубил!..Встает… и скорыми шагамиПошла с потупленной главой,Через поляну — за холмамиСокрылась вдруг в тени ночной.