Выпили. Машкин осторожно пригубил, будто ему налили не дорогое бренди, а отравленный напиток. Вдруг преступники приговорили его не к пуле или ножу — к отравлению. Женщина выпила по-мужски, опрокинула в жадный рот все содержимое своей рюмки. Подержала ее в перевернутом состоянии, задумчиво прослеживая стекающую каплю. Бесшабашно тряхнула головой.
— Пьешь ты, Феденька, словно не мужик — невинная барышня, — засмеялась,, оглядывая прораба захмелевшими глазами. — Неужели с бабами такой же недотрога?… Успокоюсь, минуют траурные дни — проверим, — пообещала, слегка понизив голос и положив ручку на грудь прораба.
Инженер в очередной раз испугался. Вдруг бесстыдная бабенка забудет о недавней нерешительности и даже стыдливости, захочет проверить «недотрогу» немедленно, прямо в машине. А что ей стоит приказать водителю не поворачиваться и заткнуть уши? Парнишка и без хозяйкиного приказания не вертит головой и, похоже, не прислушивается.
Нет, Федор Иванович не боится опозориться — из головы не выходит Федоров. Возможно, сексуальная дамочка и его «проверяла», а потом отправила на смерть, «родил» он очередную версию.
— Не бойся, Федя, не откушу, — продолжала резвиться красотка. — Не люблю пользовать мужиков в машине — и неудобно, и водитель может полюбопыствовать… Отложим. Лучше скажи — кого подозревают сыскари, на кого глаз положили?
Странное любопытство женщины, потерявшей только позавчера супруга! Ей бы плакать, горевать, а она то намекает на физическую близость с для чего-то нужным мужиком, то распрашивает о поведении сыщиков.
Странно все это, а все странное чревато скрытой опасностью.
— Почему молчишь? — не унималась вдова. — Мы с тобой сейчас — близкие люди: я потеряла мужа, ты, судя по всему, состоишь в чисто формальном браке. Поэтому, Феденька, не таись, откройся. Я не останусь должником — расплачусь щедро. Признаюсь, нелегко мне сейчас, до чего же нелегко! Да, я не любила Альфреда, мало того — ненавидела. А вот ушел он и — будто чего-то не хватает… Не ценила раньше мужней заботы, не замечала букетиков, которые он всегда дарил, возвращаясь из офиса… А уж драгоценности и наряды сыпались, как из рога изобилия… И вот — все в прошлом… Что мне остается? Вдовья жизнь, без радостей и ненависти? Но не привыкла я к этому. Одно осталось — месть. Но что может сделать слабая женщина? Поэтому и интересуюсь ходом следствия…
В который уже раз поминаются жалкие букетики и баснословно дорогие драгоценности… Зачем? Шалишь, красавица, подумал Федор Иванович, не месть тебя гложет — чего-то боишься. Вдруг зацепит Бабурин за какую-нибудь неумело спрятанную тобой ниточку и вытащит на поверхность целый «клубок»… Неужели банкирша в чем-то виновата? Хотя бы в пособничестве убийце, вспомнил книгочей недавно прочитанный детектив с аналогичной ситуацией…
Нет, открываться вдове, пусть даже в малом, не только нежелательно, но и грозит непредсказуемыми последствиями. Беседы со следователем должны оставаться за «кулисами», на сцене нужно разыграть совсем другое «представление».
А вот играть-то инженер не умел!
Он отделывался малозначащими ответами, ссылался на плохую память, вскользь напоминал о погибшем хозяине. Вот, дескать, убитый не сват и не брат, не друг и не недруг, а на душе — будто кошки переночевали. Никак не могу вспомнить о чем спрашивал следователь, а вот забота Басова о ничем не примечательном прорабе сидит в памяти колючей занозой.
Хитрость не удавалась — все потуги Машкина просвечивались, как просвечивается женское тело через прозрачную одежду, выглядели по мальчишески наивными.
В конце концов, женщина отстала от безнадежного глупца. Откинулась на спинку сидения, освободила от заколок пышные волосы, распустила их. Машкин невольно залюбовался красавицей, проглотил скопившуюся во рту слюну.
— Хороший ты человек, Феденька, жалко матушка в детстве ушибла тебе головку… Вылечишься, поумнеешь — приходи, продолжим разговор.
Она опрокинула одну за другой две рюмки обжигающего напитка и, не обращая внимание на попутчика, задремала.
А Федор Иванович, поколебавшись, решил рассказать свояку о странном поведении Басовой. Естественно, со своими выводами и предложениями…
Для Машкина наступило «допросное» время. То покопался в душе инженера свояк-следователь, то попыталась выудить у наивного прораба невесть какие сведения аппетитная вдовушка, теперь наступило время «допроса» законной супругой.
Татьяна терпеливо подождала пока супруг не переоденется в тапочки, чмокнет ее в щечку. Проводила на кухню. На столе — полный набор «деликатесов», начиная с винегрета, обложенного кусочками малосоленной селедки и кончая компотом из сухофруктов. Все эти лакомства будто кричат: видишь, бездельник, как тебя ожидают дома!
Пришлось вторично облобызать заботливую половину. На этот раз в губы.
После сытного обеда Машкину, как обычно, захотелось поспать. В гостиной его уже ожидал диван с мягкой подушкой в изголовьи. Тоже — традиционная форма проявляемой заботы. Но на этот воспользоваться ею главе семьи не удалось.
Татьяна придвинула к дивану стул, склонилась к сидящему супругом.
— Зачем ты понадобился Сергею? Какие у вас таинственные дела?
Она погрузила, казалось, в самую глубину мужнего подсознания испытующий взгляд. По ее твердому убеждению, все мужики вруны и предатели, а уж ее супруг — вдвойне. Поэтому необходимо держать его на привязи, время от времени ослабляя поводок, с тем, чтобы потом натянуть его максимально туго.
«Ослабление» уже произошло — больше месяца муженек разгуливал без присмотра, зарабатывая деньги для семьи. По возвращению он накормлен, усажен на диван. Пора приводить его в чувство.
— Никаких дел с твоим братцем у меня не было и нет… А что, вызывал?
Официальное словечко «вызывал» осталось в памяти Машкина из давних чиновничьих времен. Не «приглашал» или «звал» — привычные выражения для неслуживых людей, а именно — «вызывал». Это еще больше насторожило Татьяну и она вцепилась в мужа не хуже таежного клеща. Препарировала его по полной методике научно — исследовательской лаборатории, в которой числилась уже больше пятнадцати лет. Вернее, первые десять лет работала, остальные время — числилась. Ибо зарплаты не получала и ничем в лаборатории не занималась — отсиживала положенные задочасы.
— Значит, все же — вызывает, — удовлетворенно продекламировала она. — Я сразу заподозрила неладное…
— Никаких вызовов — просто оговорился. — попытался неуклюже выкарабкаться из западни Федор Иванович. — Ну, скажем, приглашал?
— Приглашал, — не теряя настороженности, неохотно подтвердила Машкина. — Зачем?
— Вот и спросила бы у братца — зачем? — ловко отпарировал супруг. — Мне-то откуда знать? Вот навещу Сережку, тогда…
— Опять же — врешь, — поставила точный диагноз женщина. — Неужто Сергей вовлек тебя в разборки с преступниками? Ни за что не позволю! У тебя — дети, их поить-кормить нужно! Сегодня же поговорю с братом — все выскажу. Пусть ищет других идиотов, которые согласятся подставить себя под пулю!
— О чем ты говоришь? Какие там ножи-пули — скорей всего Сереге понадобилась моя помощь в домашних делах…
В конце концов, пришли к мирному соглашению.
Татьяны поверила в изложенную мужем версию о том, что Сергей «приглашает» свояка для ремонта прохудившегося на кухне водопроводного крана. Федор набил руку на подобных ремонтах у себя дома и Татьяна расхвалила это его умение. Тем более, что, по твердому ее убеждению, уиение исправлять краны — единственная положительная черта мужа.
Женщина облегченно вздохнула и позволила супругу занять послеобеденную позу. Но не ушла — устроилась в непосредственной близости от отдыхающего.
— Дорога к Сергею займет час, предположим полтора, — принялась высчитывать она. — Столько же обратно. Ремонт крана с твоими навыками — еще час. Придется потрепаться с братцем, сразу уходить не совсем удобно. Итак, тебе, милый, отводится максимум пять часов. Укладывайся.