Цепляясь за скалы краями…
Цепляясь за скалы краями,Ползут по земле облака,Туманы встают и, ручьямиНапившись, бунтует река.В краю том, туманном и сером,Где стаяли сны младых грез… —Именно на этом месте запнулсяКорабельный поэт и прозаик,Запнулся, остановился и попросил меня:– Продолжи, а? —И я продолжил:– Я вынул порядочный ХЭРОМ,Я там себя в жертву принес.
«– Вставайте, кислорода нет!»
– Вставайте, кислорода нет! —Меня будит подчиненный.Вставать надо неторопливо, лениво чертыхаясь.Надо сползти с верхней коечки, рвануть дверь,Потом забраться на боевой пост,Обязательно зевнуть, чтоб показать им,Что у тебя внутри никакой паники.Это важно.Вот и хорошо,Главное – поправить пенсне,И они тоже успокоились:Подумаешь – кислорода нет…
Я на ощупь могу определить…
Я на ощупь могу определить,Как работает прибор,По вибрации…А еще могу —И по свисту, и по гулу…Столько лет уже прошло,А я до сих пор во снеМогу определить,Как работает прибор…
Боже мой, какая пурга,И ноги совсем не чуют дороги,И я на каждом шагу проваливаюсь по колено,А под штанину набивается снегИ сейчас же там тает,Потому что я вышел часа два назад,Но окончательно уже заледенел;А снежные хлопья летят в глазаИ оседают на ресницах.Ни черта не видно,И когда я дойду, совершенно стемнеет,Потому что полярная ночь, и я иду к тебе.Мне бы только до Полярного дотянуть.Господи, какая пурга!Неужели не ходят катера?Только бы они ходили,А под сердцем вдруг разливается невероятная теплота,И кто-то, кажется, нежно прижался к щеке, выдохнул:«Прости».За что?Что это со мной?Неужели я спал на ходу?Наверное, так замерзают.Надо поколотить ногами.«Бродячие собаки хуже волков», —Кто-то мне это сказал.Не успеешь оглянуться, а стая уже налетела.Говорят, нападают с ходу.Какие глупости лезут в голову.Лучше я представлю себе твое лицо.Вот это да!Оказывается, я не могу вспомнить.Только глаза.Они – темные, жгучие,И волосы от пота липнут к щекам.Ты всегда так трудишься, когда мы вместе,Будто на свете никого-никого нет, кроме нас,Но тебе все угрожаютИ хотят меня отнять,Будто это последний день в нашей жизни.А потом ты трогаешь меня руками,Точно не доверяешь своему зрениюИ тому, что я рядом.Ты жмешь мою плоть очень сильно, и яПочти кричу,Но потом отпускаешь.Наверное, тебе хочется доказать,Что я существую, и что существуешь ты,Что я плотный.Ты прикладываешь ухо к моей грудиИ говоришь мне: «Дыши», —Я дышу,А ты слушаешь биение сердца.Я спрашиваю: «Зачем это тебе?»А ты говоришь: «Мне надо», – и сердишься.Не надо на меня сердиться – я твойИ выполню любое твое желание.Ты вдруг приказываешь мнеСосать твой палец,А потом говоришь:«И все другие. По очереди», —И я смеюсь,Потому что я не успеваю перехватывать их губами.А потом вдруг серьезно берешь мою руку,Глядишь на меня исподлобья,Будто хочешь пресечь мои возражения,И указательным пальцемВодишь себеПо деснам,По нёбу,По языку,Словно предлагаешь попользоваться собой изнутриИ с помощью плоти передать мне свой трепет.Застонав, повалишь меня на спину,Садишься мне на грудь, почти на лицо,И наползаешь,Словно я – твой самый большой врагИ меня надо захватить, раздавить, поглотить.Ты словно хочешь затянуть меня в себя.Я понимаю.Ты доказываешь,Что никто не имеет на меня никакого права,Кроме тебя,Но оно бесспорное,Ты домогаешься меня так, как толькоМожно домогатьсяМужчины,И я попался,Никто не в обиде,И ты соскальзываешь в полном изнеможенииИ, двинувшись назад, достигаешь бедер, а потом вдруг,Что-то придумав, помещаешь обе своиСтупни мне на грудь,Слегка надавливая большими пальцами ног на шею,Уставясь мне в глаза.– Скажи…– Да нет же.– Тогда ешь. Ну?И я ел, лизал, покусывал твои ноги,А ты смотришь на меня жадно, а потомЖалко,Погаснув,Ты говоришь, что холодно, и с головойУходишьПод одеялоИ там находишь себе пропитание.Мой член никак не может к тебеПриноровиться,По временам ему очень больно,И ты чувствуешь, что ему больно, но тебе хочется еще и еще,В тот момент тебе не было никакого делаДо моей боли.Мне больно и сладко, и я почти умираю.Все рядом.Может быть, в этом никто не виноват,Может быть, это старше нас?Может быть, это так же, как моя жизнь?И, может быть, жертве, которую съедят,Тоже больно и сладко?Может быть.И я – твоя послушнаяСобственность,И поэтому меня нужно мять, хватать за щеки, тянуть в низ живота,Все мое тело вздрагивает,И ты чувствуешь, что мне нехорошо,И сильно ко мне приникаешь,Словно хочешь погасить меня,Словно тебе очень важно поймать, уловить,Зафиксировать,Пришпилить булавкой,Это мое вздрагивание, выгибание,Словно ради него все и было,Ты начинаешь целовать, целовать, целовать,Лизать мою шею,Покусывать плечи,И я слышу твое дыхание, хрипы, колотье в груди.Без звука, резко, нетерпеливо сдвигаешь мое лицоСебе в пах,И я уже знаю, что надо делать:Языком измерять глубинуИ меня всегда удивляет, как твоя плоть, нежная,Анемичная,Выдерживает мой натиск.Мой язык слишком груб,Но тебе, тебе нужно сильно и грубо,Глубоко.Но я уже не могу, я задыхаюсь,А ты льешь что-то сладкое,И я должен все это пить,И в тебе все клокочет,Именно так, и звуки эти очень древние,Так клокочут вода или птица.И ты сильно тянешь меня к себе,Быстро и резко раздвигаешь мои ягодицы,Я не противлюсь тебе,И вот твои узкие пальцы, твоя кисть входит в меня,В мой анус.Так глубоко,Что разворачивает и раздирает изнутри.– Тебе хорошо? – с хрипом ты говоришь.– Тебе хорошо!– …И я не могу сказать, что мне больноИ стыдно,И даже не знаю, чего больше, стыда или боли,И я говорю, что мне хорошо,Конечно, конечно,Очень,Очень,Да,Господи!Я иду к тебе по ниточке.Она только между мной и тобой проложена.Я, как во сне,А может, это я засыпаю,Так бывает.Пурга, снег в ботинках.