— Уведи девку, — сказал он Панфиловне. — Её сиятельство решение своё после объявит.
Когда обе вышивальщицы вышли, граф усадил невесту в кресла, подал воды:
— Успокойтесь, ангел мой. Эдак ведь недолго и до нервического припадка…
— Нет, какова негодница! — плачущим голосом пожаловалась Наталья. — В полное расстройство меня привела.
— Натали, — продолжал граф, — дайте девке отдых. Искусных мастериц беречь надобно. Слыхивал я, от чрезмерной работы вышивальщицы слепнут, а от сего хозяйству урон. Ты холопа усердного пожалей в болезни, он тебе впоследствии времени втрикрат отработает.
Наталья вздохнула:
— Золотое у вас сердце, Ираклий. Будь по-вашему.
По ступеням террасы поднимался управитель. Обычно спокойное лицо его выражало растерянность и волнение.
— Что тебе? — несколько удивилась Наталья Антоновна.
— Просьбишку до вас имею-с, ваше сиятельство, — поклонился управитель. — Наслышан я, его сиятельство Ваську мово отписать вам изволили?
— Отписал.
— Так я просьбишку имею-с…
— Нет, нет, не проси, — перебила Наталья Антоновна. — Я твоего Ваську никому не уступлю.
— Не об том речь, матушка графинюшка. Разлука — что! Разлуки не миновать. Мы люди подневольные. Об другом просьбишка. Васятка мой большую прилежность к художеству оказывает. Так в науку бы его.
— И просить нечего, — вмешался Морков. — Мы с графиней безо всякой просьбы твоей положили Васю в науку отдать.
Суровое лицо управителя помолодело.
— Да-да, — подтвердила графиня. — Отправим Васятку в Петербург на выучку к кондитеру графа Завадовского.
— К кондитеру?! — горестно изумился Тропинин.
Графиня вспыхнула:
— Что ты о себе возомнил? Или сыну твоему непристойно кондитером быть?
— Матушка графинюшка, у Васьки к рисовальному делу отменный талант. Из него толк большой будет вашим сиятельствам на потребу. — Он вынул из-за пазухи аккуратно завёрнутую в кумачовый платок тетрадь. — Сами извольте взглянуть — всё его рука.
— И глядеть не стану, — сказал Ираклий Иванович. — Крепостной — да в рисовальщики! Ну рассуди ты сам, чудак этакой, на что мне в хозяйстве рисовальщик понадобится? У нас в кондитере надобность. А в рисовальщике какой прок?
— Воля ваша, — настаивал управитель, кажется не сознавая неприличия подобного поведения. — Воля ваша, а я по малому разумению своему полагал: коли Васька в люди выйдет, он себя и оброком большим оправдает.
Морков снисходительно усмехнулся:
— Мы с графиней в оброке нужды не имеем, любезный. Нам челядь толковая надобна.
— Ступай себе с богом, — сказала Наталья. — Об сынке не печалься.
— Прощенья просим, ваше сиятельство, — пробормотал управитель осипшим голосом, бережно упрятал тетрадь и, согнув плечи, пошёл прочь…
В гардеробной Васю обрядили в синий казакин, обшитый галуном, такого же цвета шаровары и красные сафьяновые сапоги.
Потом Гришка отвёл его в просторную полутёмную прихожую, где ставни закрывались, чтобы защитить от солнца дорогие штофные обои.
— Стань туда, дожидайся, — сказал Гришка.
— Чего дожидаться-то?
— Прошка придёт. Он те растолкует что к чему.
— Прошка? — переспросил Вася и вспомнил паренька, которого видел утром в дверях. — А где он есть, Прошка?
— Он при барине занимается. Мух отгоняет, — ответил Гришка, прикрывая за собой дверь.
Вася смешливо сморщил нос.
— Занятие! — Он так и не успел спросить у Гришки, пошутил ли тот или при барском дворе и правда была такая должность — мух отгонять.
Сквозь щёлку ставней на пол падала жёлтая полоска. Пылинки плясали в голубоватом луче. На стене висела картина, но какая, что на ней, в полутьме не разглядишь.
Дверь тихонько открылась. В прихожую опасливо, на носках, скользнул Прошка. С минуту ребята молчали, приглядывались друг к другу.
— Тебя как звать-то?
— Васей. А тебя?
— Прошкой.
— Ну как, всех мух разогнал?
— А ты почём знаешь?
— Гришка сказывал.
Прошка весело оскалил зубы.
— Теперь его сиятельство захрапеть изволили. Хоть овод за нос цапни, не услышат…
Оба паренька рассмеялись.
— Ну сказывай, каку работу делать? — спрашивает Вася, вспоминая Гришкины слова.
— Каку те работу? Знай постаивай, покеда не покличут, и всё.
— Ой ли?
— Вестимо так.
— Ну и работа!
В доме сонная тишина. Господа отдыхают между завтраком и обедом. Челядь ходит на носках. Жарко. Вася мается в суконном казакине.