Он вытер потные ладони о шаровары, поморщился от боли в бедре. Передних он решил не трогать. То было передовое охранение – с ним легко справятся другие.
Появились еще два конника, следом потянулись фуры, запряженные парой крупных лошадей каждая. В одном из передних Лука признал командира. Он был не дальше двадцати пяти шагов и хорошо просматривался.
В него-то казак и прицелился. Тетива тонко дзинькнула, всадник оглянулся и стал заваливаться набок.
Лука торопливо наложил вторую стрелу и, пока второй всадник не начал вопить тревогу, выпустил ее. Та угодила в ногу всаднику. В седле он остался и кричал, указывая на кусты, где затаился Лука.
Три охранника пустили лошадей к нему. Лука быстро прицелился и спустил стрелу. Передний конник наклонился к шее лошади, пытаясь вытащить стрелу из плеча. Но остальные быстро приближались.
С десяти шагов Лука сделал три торопливых выстрела. Один всадник тут же упал, а третий стал сдерживать лошадь. Лука пустил стрелу и не стал смотреть, что случилось. Потянул повод, и Нэнька тут же появилась из-за кустов, настороженно прядая острыми ушами.
Опираясь на костыль, Лука с трудом взобрался в седло и оглянулся на вопли и выстрелы, доносившиеся с дороги. Его никто не преследовал, а всадник, в которого он выпустил стрелу, удалялся, склонившись к шее лошади.
На дороге шла жестокая сеча. Лука удивился, что мужики мелькали среди воинов и их число с каждым мгновением увеличивалось. Казаки в основном не ввязывались в рукопашную схватку, а стреляли из пистолей и мушкетов и бросали пики. Но три казака все же рубились.
Лука наладил стрелу, выбрал цель и пустил смертоносное жало. Пораженный солдат бросил поводья, и лошадь понесла его в сторону.
Какое-то спокойствие навалилось на юношу. Он стрелял, выпуская стрелу за стрелой, не следил, каков результат, но знал, что часть его стрел достигала цели.
У Луки кончились стрелы, да и бой стал затихать. Обоз собрался в кучу, подводы перепутались. Возницы лезли под возы, солдаты бросали оружие и поднимали руки. А казаки носились из конца в конец обоза, искали вооруженных людей, секли их, потом бросились за добычей. Мужики торопились делать то же.
Лука выехал из укрытия. Его встретили довольными криками.
– Лука, тебя ищет пан сотник! – крикнул Тарас, смахнул струйку крови с лица и широко осклабился щербатым ртом.
Сотник Боровский сам подъехал на гнедом жеребце и еще издали крикнул:
– Ну, Лука, не ожидал! Молодчина, казак! Теперь уж тебе никто не откажет в праве на оселедец. С нас причитается! Не ранен?
– Нет, пан сотник! Все хорошо у меня. Убитые есть у нас?
– Слава богу, Лука, нет! Шестеро раненых, но не сильно. Зато обоз наш! У нас теперь полно харчей!
– Угу, – ответил неопределенно Лука и погнал кобылу вперед.
Он думал о том, что хотя бы половину надо отдать мужикам. И ему хотелось, чтобы Анюта получила какой-нибудь хороший подарок.
Прибежали бабы из деревни и с гвалтом и воплями растаскивали раненых и мертвых мужиков.
Лука заметил Анюту. Подъехал, улыбнулся и ужаснулся, заметив слезы, ручьями текущие из ее глаз. Рядом плакала ее мать над убитым мужиком.
Стало тоскливо, печально и гадостно на душе. Он не нашел слов для девушки, да и чем можно было утешить ее, коль впереди одна нищета и голод, а может быть, и смерть. Он повернул кобылу и поехал, думая, как одарить ее в это ужасное время, чтобы эта девушка, почти ребенок, могла выжить.
Здесь же произошло разделение добытого добра. С десяток фур были пусты. Их еще не успели наполнить награбленным. Но остальные были полны мукой, зерном, овчинами, сухарями и одеждой. За обозом гнали стадо коров и отару овец. В фурах визжали свиньи, кудахтали куры, шипели гуси.
Казакам досталось шестнадцать фур, но не все они были с продуктами. Пустые отдали крестьянам, а шесть решили взять с собой. Их нагрузили до самого верха. И после обеда решили отправиться дальше.
Лука подошел к сотнику и неуверенно топтался около.
– Чего ты, Лука?
– Хочу пана сотника попросить.
– Говори, я тебя слушаю.
– Не мог бы пан сотник разрешить отдать одной семье корову и лошадь?
– А чего это ты просишь за них? Это не та ли девка, с которой ты ночью тешился?!
– Она самая, пан сотник. У нее отца убили. Как им жить теперь?
Боровский подумал немного, потом ответил с сожалением:
– Коровы я дать не могу. Самим нужно позарез. Но вот пару коз и лошадь можно. Это у нас еще осталось. А взамен коровы пусть возьмут мешок муки и мешок зерна. Ты хорошо поработал сегодня! Свалил капитана первым же выстрелом! Тебя можно отметить. Да и потом на твоем счету еще четыре солдата. Бери и порадуй своих новых знакомых.
Лука вместе с Якимом отвели скотину к хате Анюты, узнав, где они живут. А по дороге Яким стянул с воза курицу и гуся.
В убогой хибарке слышался плач. Мать Анюты еще причитала и подвывала, а девушка молча лила слезы, смотрела на мертвое лицо отца и была убита горем.
– Анюта! – позвал Лука, не слезая с лошади. – Вот вам добавок привезли.
Девушка ничего не поняла, но потом сообразила, вышла во двор, приняла подарки, с благодарностью глянула на Луку. У того сжалось сердце от жалости.
– Храни тебя Господь, Анюта, – молвил Лука горестно и неумело перекрестил ее. – Прощай, Анюта, – и помахал рукой.
Он потом еще несколько раз оглянулся. Девушка стояла и смотрела ему вслед. Лицо ее было бледно, измученно и некрасиво.
Глава 4
Целый год казаки Носовича отдыхали, если не считать мелких походов и стычек с отрядами саксонцев и шведов. Казаки и не подозревали, что творится в верхах власти. Полковник Носович, конечно, знал многое, но кто же из казаков осмелится спросить. Да и не интересовали казаков интриги, заговоры и козни власть имущих.
Они с трудом запоминали имена военачальников. И даже генералиссимуса Валленштейна знали лишь по кличке. Здесь его называли Штаниками. Они лишь недавно узнали, что были в непосредственной близости от поля битвы при Люцене, где был застрелен король Швеции Густав Адольф, слишком близко подъехавший к месту схватки.
Паппенгейма, который спас имперские войска в этом знаменитом сражении и коннице которого сотня Луки давала проход, называли Папой. Мало кто знал, что в этой битве и он был смертельно ранен и скончался два дня спустя, будучи счастлив узнать перед смертью, что король Швеции убит.
А генералы в этот период занимались вовсе не военными делами. Они делили должности, требовали наград, денег, земель и переходили из одного лагеря в другой, добиваясь благосклонности императора Фридриха Второго.
А о знаменитом первом министре Франции кардинале Ришелье и вовсе почти никто не подозревал. А ведь именно он направлял политику в этом регионе, пытаясь обескровить Австрию и Испанию, заполучить выгоду и новые территории за счет ослабления своих главных противников.
Назревал новый очаг войны, Франция готовилась вступить в нее. Ее политики нацелились на Нидерланды, где уже почти столетие Испания никак не могла окончательно закрепиться. Мало того, она постоянно теряла свои позиции, и теперь Нидерланды, поддерживаемые Англией, неуклонно укреплялись и расширяли свои заморские владения за счет ослабленных Португалии и Испании.
А тем временем казаки Носовича ушли походом в Пфальц и далее к Нердлингену, где нарастало напряжение. И теперь даже простые казаки не могли не удивляться, как же это шведы могут спокойно смотреть на успехи католиков Австрии.
Корпус казаков и хорватов под командованием принца Фердинанда, будущего императора Австрии и Священной Римской империи, приступил к осаде сильной крепости на Дунае Регенсбурга.
Понеся небольшие потери при осаде этого города, казаки быстрым рейдом на запад овладели городком Данауверт и вышли на подступы к очень важному городу Нердлингену.