— Того нияк не можно! — сказал строго полковник: — колы твого швагра зоставыть за:-для весильля, то други козаки почнуть соби просыты, абы их зоставылы. Кто за-для весильля, кто за-для похорон, а кто выгада соби инше що-небудь... Не позволю: не прохай! Нехай твий швагер пи-дожде; вернеться с походу — тоди и весильля справит. Де твий швагер заручився?
— У козака Пилыпа Куса, — сказал сотник: — одыны-ця дочка у батька. Колы жодною мирою не можно зоста-вить мого швагра, так чи не можно тепер у Петривку повин;чать ёго, а весильля справлять тоди вже як Бог дасть с походу вернуться.
— То вже не наше козацьке дило, а церковне, — сказал полковник. — Нехай просыть владычнёго розришеня у преосвященного Лазаря, а я, полковнык, от себе протывно-сты не маю. Нехай соби винчаються, колы владыка дозво-лыть. Тильки мы в поход выступаем в недилю, а писля. завтра субота. Швагер твий мусыть буты в походи.
— Как? Разве это у вас можно?, заметил воевода.
Вы, кажись, православного закона! Как же это? В Петров пост свадьбу праздновать?
Полковник отвечал:
— Власне забороняеться в постны дни свадебное пиршество — весильна гулянка, по-нашому, — а шоб совершить обряд церковный — на те потрибно тильки розришеня архиерея; аще архиерей знаеть, що праздныка весильного и гулянки в пист не буде, то и розришыть. У нас, господын воевода, такий есть обычай от дидив и пра-цидив, шо муж с жоною сожительствуют и уважаються перед всим свитом в брачному союзи, або як у нас говориться в малженсьтви тильки с того часу, як справыться весильля у молодои и у молодого, по-нашому звычаю, як воно ве-деться в народИ нашом, а до тыеи поры молода ходыть як дивыця и головою свитыть, и нихто ии за мужатую невисту не уважае, аж поки на висильли не покрыють. Тым-т0 у нас архиерей можеть розришиты винчаня у пист, абы тиль-ки знав, що до кинця посту не будуть справоваты весильля.
В продолжении этой объяснительной речи сотник Булавка стоял, потупивши голову, но изредка с любопытством бросал взгляды на воеводу, а тот жадно слушал полковника.
— Странные для нас, русских московских людей, дела рассказываешь ты, господин полковник, — сказал воевода. — Такого ничего не делается у нас в Московской земле. Однако, и то справедливо говорят добрые люди: что город, то норов, что край, то свой обычай. Греха тут, я думаю, нет. У вас исстари так повелось, а у нас не так, а вера у нас все-таки одна остается, хоть, видишь, вон что у вас архиереи разрешают, а у нас никто к архиерею об этом и просить не посмеет пойти. У вас, — прибавил он, обращаясь не к хозяину, а к сотнику: — и при венчаньи может быть такое твориться, чего у нас нет?
— Не знаю, — отвечал Булавка: — я в Московщини не бував и не бачив, як у вас там диеться.
— Непременно пойду в церковь как будет венчаться козак, шурин этого сотника, — говорил воевода, обращаясь к Борковскому. — Прикажи, господин полковник, меня известить, я пойду!
— Сам с твоею милостию пойду! — сказал Борковский.
Сотник хотел уходить, но полковник приказал ему остаться. Воевода понял, что полковник имеет сказать сотнику нечто наедине, попрощался с хозяином и, провожаемый им в сени, ушел в свой двор, отстоявший от полковничьего саженях во сто.
Воротившись опять в комнату, Борковский сказал:
— Пане сотнику! Узнай ты мени, яку се чаривныцю клыкав до себе сей воевода, як кажуть.
— Мени узнавать сёго не приходыться, вельможный пане, — сказал Булавка: — бо я вже знаю. Приходыла до ёго Феська Билобочиха, а приводыв еи стрилець Лозов Якушка. А зачим еи звано, того не знаю.
— Поклич еи зараз до себе, а як прийде — пришлы с козаками вартовыми до мене, — сказал полковник.
Сотник быстро ушел. Борковский велел позвать обозного, судью и писаря, разговаривал с ними о делах полковых и о походе. Наконец, служитель доложил, что козаки привели бабу Белобочиху.
Обо3ный, судья и писарь при этом имени разом засмеялись.
— Що вы, панове, смиетесь? — сказал со строгим видом полковник.
Судья сказал:
— Выбачай, вельможный пане, либонь яка справа то-чыться соромотна. Баба та Билобочиха видома сводныця в Черныгови!
— Эге ж! Добре, панове, що вы лучилысь, — сказал Борковский: — Увийдите у другий покой, и слухайте там, що стане казать мени ся Билобочиха.
Обозный, судья и писарь вошли по указанию хозяина в другую комнату, следовавшую за тою, где происходила беседа. Ввели козаки бабу Белобочиху. То была низкорослая,. с короткою шеею женщина лет пятидесяти, с маленькими простодушными и вместе лукавыми глазками.
Полковник подошел прямо к ней с очень строгим и суровым видом и сказал: