— Дочко! — громко крикнул отец, бросившись на дочь.
— Прысько! — крикнул Дорошенко и схватил ее за руку. .
Приська посмотрела на него с видом, вызывающим к себе сожаление.
Прысько! — продолжал Дорошенко: — Иды соби в свою комирку, та выспись. Бо ты, бачу, вже чи мало вы-пыла. Кто се ий горилки принис?
— Сама взяла у тебе в шкапчику. Найшла, тай напы-лась, — сказала Приська.
— Иды, иды! — говорил Дорошенко, улыбаясь и стараясь показать, как будто все обращает в шутку. — Иды, еерце, коханко! — Приська пошла к двери, подскакивая и припевая: •
И быв мене муж, волочш мене муж,
Ой быв и рублем ще-й качалкою,
- А и к свиту назвав ще-й коханкою!
Она скрылась.
— Нехай иде соби та выспыться, — сказал Петро. — Лыхо с такою малоумною жинкою! А подумает: чым винна вона, що ий Бог розуму не дав! От тепер, здыхавшись ии, почнемо знову про дило наше!
— Зятю! — говорил Яненко. — Москали далеби не таки страшни и люти, якыми тут у нас сдаються. Я при.: гледывсь до ных, як був у Москви. Прийнялы мене лас-каво, до самого царя водылы до руки... и церквы у их таки ж, як у нас, христианськи,_ тильки богатче и красче наших. 3 Москвою в братерсьтви жыты нам згоднийше ниж з бусурманамы. Бо вже мы досвидчылы, що то есть побратимство з крымцями и з турком. Що нам бусурманы вчинылы? Тильки Украину спустошылы! яких не побылы, ти повтикалы. Куды нам тепер- подитысь? Не шукать мылосты у тых же бусурман, да и те, бач: мы вже прохалы, так не дають бильш, тильки нас манють. Одын раз по-моглы, у ляхив соби Подоле забрали, тай годи. Уже не до ляхив нам тулытысь.
— А чому ж не до ляхив? — сказал Шульга, полковник охочих козаков: — Оттепер бы з ными красче було поеднатысь. Як бы воны побачылы, що мы тепер лепше до их, як до Москвы привертаемось, тоб им прийшлось дуже по души.
— Им бы, може, прийшлось по души, та нам не по наший шкури! — сказал Дорошенко. — Ни, Шульго! Сёго вже у друге и в третьте не повторяй. Николы, поки свит сонця козак з ляхом не зийдуться.
— Сто чортив их батькови и матери, тым ляхам-би-сам! — воскликнул обозный Бережецкий. — Тильки моя
така щира думка, що видцуравшись вид ляхив, не приста-ваты до Москвы, на ии пидмову не пиддаватыся, а славне Вийсько Запорожське нызовее: от наша надия! О, як бы мы трымалысь вси вкупи: не те, що ляхи — и москали не по-боролы б нашои козацькои сылы.
— Добра твоя ричь, — сказал судья Уласенко, — тильки, як бы рокив хоч десять по переду була проказана. Бо вже тепер Украина через нутряни свои разрухи ни на вищо звелася.
— Мы з вийськом нызовым едналысьмо, — сказал Дорошенко. — И перед кошовым прысягу цареви выконалы. Так Москва тыеи. присяги не поважае и бояре ии не ха-чуть, кажут, щоб выконалы мы прысягу перед Самойло-вычем и перед Ромоданом, а не инак. Що робыты! Не хотилось нам корытысь перед поповычем, да ничого не вдием. Не поповычови поклонымось, а цареви, що ёго на-ставыв и посылае. Учыню так, як цар велыть, а описля не маю кновать ничого. Житыму в прывати тыхомирно. Що там робытыметься — мени все байдуже! Нехай тильки мене вже не займають, и всю родню мою, и при наший худоби нас нехай заставлять. 3 нас и буде! И поповычеви годытыму. Що захочуть, нехай вытворяють надо мною: силькись! Все терпитыму? Багато я погордував над людьмы
. на своему вику. Покаятысь при конци вику хочу. Аже кажеться: в терпинии стяжите ваши души! Маты, благо-славы!
— Абы тильки за перши зли учынки не взявся, — сказала старуха. — А на добри я благословляю.
Мать со слезами на глазах встала с своего места, сняла со стены висевший образ Спасителя в терновом венце и, осенив им склонившего перед нею голову сына, произнесла:
— Сыну мий любый, сыну первородный! За все, чим проты мене погришыв еси, я тебе прощаю и благословляю на жыття нове. Пошлы тоби, Гоподы, здоровья и счасття! -
После этой семейной сцены, Дорошенко велел позвать привезшего Полуботков лист посланца. ,
Привели Малявку. -
— Скажи мени правду, козаче, да тильки щиру правду, як перед Богом. Не видбрихуйся, — говорил ему Дорошенко. — А я тоби даю справедлыве слово гетманське: не буде тоби ничого злого. Ты пиймав мого Мотовылу? Не бийсь, кажи просто.
— Я, пане гетмане! — отвечал Малявка.
— Я так и думав, — сказал Дорошенко. — Бо зави-щась велыке тебе зразу так пиднеслы, що з простого рядо..,
выка хоружим сотенным учинылы. Як же ты его пиймав? Чи дав тоби кто про его зарани звистку?
— Выйшовши з Чыгирына, угледив я, що якийсь бидо-лашный старець вылиза крадькома з городу. Пидзорно мени те здалось. Я догнав ёго. Подаровав спершу ему свое одиньня и сапьянци, а у ёго взяты хотив, що на ёму було. Вин не дався. Тоди я догадався, що тут щось е, позвав козакив, розулы ёго и я з лычакив выйняв лыст.