— Козаче товарищу! Скажи мени правду щыру. Призывав тебе особысто гетман, як тебе сюды сотныком на-ставыв.
— Призывав, — отвечал сотник.
— А що вин тоби тоди казав! — говорил Дорошенко. Казав, щоб ты за мною пыльно доглядав и назырав и ему про мен звистку давав? Так, серденько.
— Отже не так, — отвечал Молявка-Многопеняж-ный. — Казав паи гетман, щоб я робыв для тебе усе,- що тоби здаеться потрибным, и був бы тоби у всим на по-слузи. Казав, щоб я не доводыв до того, щоб сам твоя мылост попросыв чого для себе, а щоб запобигав твому хотинню, казав до того, щоб, я, Боже храны, чым твою мылость не уразыв и не роздражныв. Оттоби хрест святый, що се мсни гетман, призвавши до обозу пид Вороновкою, росказував.
А того, щоб я за твоею мылостию назырав, сёго и не потрибно було мене научаты. Бо не в гнив твоей мылосты буде: як бы я що побачыв от твоеи мылости недобре, то и
без гетманьскои науки учиныв бы згидно з присягою, котору давалем цареви.
— Добре кажеш, козаче, — отвечал Дорошенко: — отже и я хочу жыты згидно с прысягою, що далем цар-ському велычеству перед гетманом и царським боярином, и не маю ни с чым ховатысь ни вид тебе, ни вид пана гетмана. Тепер, як царське велычество мене прийняв и я зрикся на вики свого гетмансьтва, то уже ей-Богу не хочу ничого, абы тильки жыты прыватно без клопит. Далеби, не жалию того несчастлывого уряду гетманського! ичым добрым ёго спомъянуты! Дьяковать Богови, що ся вага з моих плечей спала! От, у сёму куточку вику дожыватыму тыхо и смырно, ничого не видаючи, ни о чым не дбаючы, що там на сёму многомятежному свити дияться буде! Вид-крылысь мои слипы очы: побачыв я, що як мы тут доби-ваемось на свити, вси великощы свитовыи — усе порох и смитьтя! Подарував мени паи гетман маетку, по весни поииду туды, буду роспорядковаты, хозяйноваты, а тут у двори сад, бачыш, завожу: може, Бог доведе -и плоду з ёго покуштоваты! Об тым тильки думаю, абы матери моей и родычам зоставлена в Чыгирыни худоба не пропала, як война там почнеться. ,
— Колы не дай Боже те станеться, — сказал Молявка, — паи гетман нагородыть твою мылость и всих родычив твоеи мылосты совыто на сим боци.
— Паи гетман так и обицяв, — сказал Дорошенко. — Я ёму вирю, бо у ёго серце дуже добре, дай Боже ёму здоровья.
На праздниках Рождества Христова приехала семья Дорошенка. За ними приехала прислуга, привезли подводах на двадцати разные припасы и домашнюю рухлядь Дорошенка. Тогда один из покоев в новопостроенном доме оставлен был для приема посетителей, а в остальных разместился он с своею семьею, состоявшею тогда из жены, малолетней дочери, матери и брата Андрея. У Петра Дорошенка с женою тотчас же начались обычные несогласия. Молявка-Многопеняжный постоянно, как и прежде, посещавший Дорошенка и всеми мерами услуживавший ему и угождавший, был свидетелем бурных семейных сцен между несогласными супругами, и Дорошенко, зная от самого Мо-лявки о его несчастном семейном приключении, говорил ему: .
— Не журыся, пане сотныку, що у тебе жинку видня-лы. Бувае с жинкою спражне пекло, от як и мени. Оже-ныться чоловикови бувае дило добре, тильки ридко удачлыве. С тобою може сталось бы такеж, як и зо мною. А колы тебе жинка покынула, то и дьякуй за се Богови!
Молявка-Многопеняжный сказал Дорошенку, что одинокому жить скучно и он, может быть, женится снова. Дорошенко воскликнул:
— А не дай тоби Господы! На що тоби та жинка здала-ся — камень за плечыма!
На праздник Богоявления в 1677 году приехал к Дорошенку тесть его Яненко, проезжавший из Чигирина в Новые Млины, где гетман указал ему жительство и в окрестности этого местечка подарил ему имение. По этому поводу был у Дорошенка роскошный обед. Сотник, разумеется, был приглашен туда. Яненко, видя, что зять его относится к сосницкому сотнику по-дружески, и сам также стал относиться к нему. У Молявки-Многопеняжного между тем назревала лукавая мысль: соблазняла его возможность отличиться перед гетманом своею умелостью надзирать за Дорошенком; очень хотелось ему, чтоб кто-нибудь, либо сам он, либо иной из его родни, переведенной на жительство на левую сторону Днепра, проговорился, а он бы донес о том гетману. Его намерению помог неосторожно брат Петра Дорошенка — Андрей.
Завелся за обедом разговор о Юраске Хмельницком, бывшем тогда в Украине героем дня. Петра Дорошенко сказал: ■
— Я его знаю давно, як ёму був тильки симнадцятый год и наставылы ёго гетманом. О, смиху було немалого з того гетмансьтва! Я тоди Прылуцьким полковныком був. Боярин Васыль Борысович Шереметев, будучи в Киеви, на всю' громаду примовив: этому гетманишке только бы гусей пасти, а не гетмановати! Мы вси, скильки нас було там, трохи не луснулы з регату! -