Казан тихонько заскулил и уставился своими красными глазами девушке в лицо. Ему хотелось, чтобы она снова погладила его рукой; он желал лизнуть её прямо в лицо. Побьют ли его палкой, казалось, думал он, если он осмелится на это? Теперь уж он вполне безопасен для неё. Он может броситься за неё на кого угодно. И он пополз к ней на животе, дюйм за дюймом, не спуская с неё глаз. Он слышал, как мужчина воскликнул: «Но что это? Посмотри-ка!» – и весь задрожал. Но никто не ударил его, чтобы он отскочил назад. Он коснулся пастью её лёгкого платья, и она, нисколько не отстранившись от него, посмотрела на него влажными глазами, блестевшими, как звёзды.
– Смотри! – прошептала она. – Смотри!
На полдюйма, на дюйм, на два дюйма ближе – и он всем своим большим серым телом подполз к ней вплотную. Теперь уж его морда медленно стала искать её ног, её коленей, и, наконец, коснулась её тёплой маленькой руки, лежавшей на коленке. Его глаза всё ещё были устремлены на неё: он видел казавшееся ему странным трепетанье в её белом открытом горле, и как затем задрожали у неё губы, и с удивлением посмотрел на мужчину. Он тоже, в свою очередь, опустился на колени около них и одной рукой обнял девушку за талию, а другой стал гладить собаку по голове. Казан не любил его прикосновения. Он не доверял ему, так как природа научила его относиться с недоверием к прикосновению рук всех мужчин вообще; но он терпел это теперь потому, что замечал, что это нравилось девушке.
– Казан, старый приятель, – обратился к нему ласково хозяин, – ведь ты не будешь трогать её, не правда ли? Мы оба будем любить её! Хорошо? Она теперь наша; ты понимаешь, Казан, она теперь вся целиком наша с тобой! Она теперь твоя и моя, и мы положим за неё всю нашу жизнь; и если нам с тобой когда-нибудь придётся защищать её, то мы будем драться, как дьяволы. Не правда ли? Как ты думаешь, Казан?
И ещё долгое время, когда они уже отошли от собаки и оставили её лежать по-прежнему на разостланной шкуре одну, Казан не сводил глаз с девушки. Он прислушивался и наблюдал, и с каждой минутой ему всё больше и больше хотелось подползти к ним обоим и лизнуть девушку в руку, в платье или в ногу. Немного спустя его хозяин сказал что-то девушке, и она со смехом подбежала к чему-то большому, четырёхугольному и блестящему, стоящему поперёк угла и вдруг оскалившему такой длинный ряд белых и чёрных зубов, что с ним не смог бы сравниться по длине даже и весь Казан. Он удивился на эти зубы. Девушка коснулась их своими пальцами, и всё завывание ветров, которое он когда-либо слышал, вся музыка водопадов и речных быстрин, все песни птиц весенней порой сразу же побледнели для него при тех звуках, которые полились из-под этих зубов. Это была его первая музыка. В первую минуту она заставила его вздрогнуть и даже испугала его, а затем он почувствовал, что это был вовсе не страх, а какой-то странный зуд, вдруг пробежавший по всему его телу. Ему вдруг захотелось сесть на задние лапы и завыть, как он обыкновенно выл на миллионы звёзд, рассеянных по небу в холодные зимние ночи. Но что-то удержало его от этого. Удержала именно девушка. Он стал медленно подползать к ней на животе, но, почувствовав на себе взгляд мужчины, остановился. А потом опять пополз, но только чуть заметно, по одному дюйму в редкие промежутки времени, вытянув далеко вперёд шею и положив морду прямо на пол. Он был уже на самой середине комнаты, как раз на полпути к девушке, как вдруг эти удивительные звуки стали замирать и зазвучали низко-низко.
– Продолжай! – быстро заговорил мужчина. – Продолжай ещё! Не останавливайся!
Девушка обернулась, посмотрела, как собака ползла на животе по полу, и стала играть ещё. И мужчина всё ещё смотрел на Казана, но его взгляд уже не мог отогнать его назад. Казан придвигался всё ближе и ближе, пока, наконец, его вытянутая морда не коснулась её платья, в складках лежавшего на полу. А затем он весь задрожал, потому что она стала петь. Он слышал и раньше, как мурлыкали перед своими вигвамами индейские женщины, слышал дикий рёв индейцев, распевавших свою обычную песню про оленя, но чтобы такая удивительная приятность могла вдруг слетать с губ девушки, он не мог себе даже и представить. Теперь уж он совсем забыл о присутствии своего хозяина. Спокойно, исподтишка, так, чтобы она не заметила, он поднял голову. Но она всё-таки посмотрела на него; в её глазах для него было что-то такое, что внушало ему доверие, и он положил ей голову прямо на колени. А потом и сама девушка коснулась его рукой, и с глубоким, продолжительным вздохом он зажмурил глаза. Музыка закончилась. Над ним раздался лёгкий, трепетавший звук, – не то смех, не то рыдание. Он услышал затем кашель своего хозяина.