Вспоминая историю с ганноверскими барышнями, Казанова называет себя libertin de profession, «истинным либертеном», иначе «записным распутником». Порожденная XVIII столетием философия либертинажа, распространенная среди верхушки общества, являла собой культ чувственного наслаждения, которое превращало любовь во влечение, а страсть — в каприз, порождение не чувствительного сердца, но извращенного ума, отчего наслаждение нередко шло рука об руку с жестокостью. Либертенами именовали просвещенных распутников, умных, циничных, знающих жизнь и свет, многоопытных в любовных делах и готовых ради получения наслаждения унижать предмет своей любовной страсти. Либертен не верил в Бога, смеялся над Божественным провидением и богохульствовал. В литературе того времени герой-либертен уподоблялся воину на поле любовной брани. Задачей этого воина было разбить и уничтожить врага, роль которого отводилась женщине. Покоряя и унижая свою жертву, либертен самоутверждался. Возлюбленная не интересовала его как личность, она привлекала его прежде всего как предмет удовлетворения его страсти. Блестящее воспитание, превосходное образование и острый ум либертена сочетались с душевной испорченностью, крайним эгоизмом и цинизмом. Классическими примерами персонажей-либертенов стали герои печально известных романов де Сада «120 дней Содома» и «Жюльетта, или Благодеяния порока», адепты преступной философии порока, проповедники безнаказанности и вседозволенности для избранных натур.
Мог ли Казанова называться либертеном? Если принять рассудочную жестокость за одно из неотъемлемых качеств либертена, то, скорее всего, он не мог в полной мере претендовать на это звание, ибо на обдуманное злодейство был неспособен, равно как и на коварный расчет при выстраивании любовной интриги. Отличаясь импульсивностью, склонностью к стихийным действиям, он сначала совершал поступок, а уже после размышлял, стоило ли его совершать. Но, будучи фаталистом, подобными мыслями он задавался крайне редко, недаром его любимый девиз sequere Deum, «следуй Господу», постоянно присутствует на страницах его «Мемуаров». Казанову обвиняли в атеизме, но он был, скорее, деистом, ибо, не принимая всерьез церковные институты, он верил в Бога и Провидение, хотя для него эти два понятия были одно и то же. Не соблюдая обрядов, не посещая церковь и общаясь только с просвещенными церковниками, он верил в наличие Высшей силы и боялся ее гнева. В повседневной же жизни он руководствовался исключительно собственной эгоистической философией. Любовниц своих он также предпочитал видеть радостными и довольными, по крайне мере то время, которое они были с ним, ибо их радость, а отнюдь не страдание, являлась для него необходимым компонентом чувственного наслаждения. Не исключено, что откровенно принуждая ганноверских барышень одаривать его своими милостями, Казанова в глубине души сознавал неприглядность, даже жестокость своего поведения и, называя себя либертеном, он как бы оправдывался: «Мне вас жаль, но мои взгляды не позволяют мне поступить иначе…» А взгляды его и поступки действительно во многом соответствовали философии либертинажа, начиная с главного ее постулата — культа чувственного наслаждения и служения ему.
После отъезда ганноверского семейства Казанова обнаружил, что окончательно издержался и кругом в долгах. Он уволил слуг, оставив себе одного лакея, продал дом, почти весь свой гардероб, все имевшиеся у него драгоценности, включая часы, цепочки, кольца, дорогие табакерки и бриллианты, коими он когда-то украшал свой орденский крест. Табакерки большей частью были подарены ему на память многочисленными возлюбленными, украшавшими модные коробочки своими портретами. Перед тем как снести табакерки в лавку скупщика. Любовник аккуратно вынул из них милые его сердцу изображения. Переехав в скромную квартирку, он написал письмо Брагадину, прося перевести на его имя немного денег.