Подыскивая сообщницу, Казанова остановил свой выбор на юной фигурантке Кортичелли, с которой он познакомился в Болонье. Сейчас Кортичелли выступала в Праге, и Соблазнителю пришлось приложить к письму изрядную сумму, чтобы она соблаговолила сняться с места и приехать к нему в Париж. Прибыв в столицу, девица быстро освоилась как с новой ролью божественной избранницы, так и со старой ролью любовницы Казановы. Соблазнитель представил ее д’Юрфе как последнюю принцессу из древнего и некогда могущественного византийского рода Ласкарисов. Маркиза приняла девицу с почетом, подобающим наследнице императорской фамилии (в XIII веке императоры из рода Ласкарисов правили Никейской империей), и преисполнилась уверенности в успехе предстоящей операции, ибо Юрфе и Ласкарисы в прошлом были связаны родственными узами. Торжественную церемонию назначили на апрельское полнолуние.
Для этого события Казанова, взявший на себя роль отца будущей перерожденной маркизы, заказал себе длинный шелковый балахон и несколько новых платьев для Кортичелли. Хотя процедура зачатия одежд не требовала, маг Казанова пожелал обставить ее с максимальной роскошью. В спальне маркизы воскурили благовония, возле застеленного тончайшими простынями ложа поставили серебряную лохань с ароматической водой для омовения. В полночь Казанова в блестящем балахоне вместе с одетой во все белое Кортичелли явились в спальню, где их с нетерпением ожидала маркиза, облаченная в легкую переливчатую тунику и увешанная драгоценностями. Бриллианты, сапфиры и изумруды сверкали в ушах, на старческой шее, на скрюченных от возраста пальцах. Соблазнитель знал, что маркиза владеет поистине бесценной коллекцией фамильных драгоценностей, однако в таком количестве он видел их впервые. Сделав над собой поистине героическое усилие, он сумел погасить алчный блеск во взоре, успев при этом заметить, как глаза его сообщницы полыхнули таким же нездоровым блеском. На их счастье взволнованная предстоящим событием маркиза не обратила внимания, какое впечатление произвели ее украшения на шарлатана и его подругу. С помощью жаждущей переродиться мадам д’Юрфе маг и божественная избранница сняли одежды, взошли на ложе и приступили к процедуре зачатия. Не желая упустить ни единого мгновения столь важного события, маркиза осторожно легла рядом. Присутствие зрителей, как обычно, приободрило Соблазнителя, и он быстро и доблестно справился со своей задачей. Затем, совершив омовение, он облачил Кортичелли в белый балахон, отделанный дорогими кружевами, и уложил спать на кровать маркизы. Несколько дней д’Юрфе ни на шаг не отпускала от себя «избранницу», которой предстояло выносить будущую маркизу в мужском обличье. На ночь она укладывала ее к себе в постель и, просыпаясь, прислушивалась к ее ровному дыханию.
Несмотря на очевидный успех, мадам д’Юрфе продолжала приставать к Казанове с вопросом: уверен ли он, что зачатие произошло? Сначала чародей отделывался туманными фразами, а потом пообещал спросить у оракула. Ответ духа, переданный через Казанову, поразил маркизу: зачатия не произошло, ибо на церемонии незримо присутствовал черный гений, чья злая воля воспрепятствовала свершению события. Необходимо повторить процедуру в мае, но уже не во Франции, а за ее пределами. От себя лично чародей попросил удрученную даму отослать в Лондон к матери юного Помпеати, недвусмысленно намекая, что именно этот шустрый юноша своим любопытством навлек на маркизу козни злых духов. Помпеати, с некоторых пор проживавший в доме д’Юрфе, действительно с большим удовольствием наблюдал в щелку процедуру «перерождения». Кортичелли, узнав, что юношу собираются отослать по распоряжению Казановы, возмутилась: Помпеати совсем недавно стал ее любовником, и она пока не собиралась с ним расставаться. Когда же божественная избранница обнаружила, что сообщник в суете забыл передать ей дорогое ожерелье, врученное ему для нее мадам д’Юрфе, гневу ее не было границ. Она не собиралась таскать каштаны из огня даже для Казановы!