Увидел бы его сейчас кто-нибудь из друзей или врагов… Он, король салонов и спален, дворянин до мозга костей — пусть не по рождению, дворянское звание заслужено жизнью, — трясется на козлах везущей странных детей крестьянской телеги, в сопровождении босоногого, уже не старающегося скрыть враждебность возницы. Заросший, оборванный, грязный. Унижаемый, преследуемый, превращенный в шпиона и исполнителя неведомых приговоров. Друзья прослезились бы, враги расхохотались. Плевать — и на тех, и на других; Надо взять себя в руки и показать, что еще есть порох в пороховнице. Цель уже близка: они со своим дружком, подумал, соскакивая с телеги, Джакомо, сровняют этот дворец с землей, не будь он Казановой. В противном случае он готов называться Его Сиятельством Скопцом.
Они остановились у окружающей дворцовый парк ограды, на берегу резвого ручья. К воде спустились все — даже девочки, до сих пор с отчаянным упорством отказывавшиеся покидать свое место на возу, даже Иеремия, оживившийся, несмотря на утомительный день в пути. Шум воды, холодок стекающих по лицу капель успокаивали, но отдыхать еще не настало время. Надо побриться и переодеться. Казанова вынул из саквояжа бритвенный прибор. Застонал, когда попробовал поднести бритву к лицу. Девочки мгновенно к нему подскочили.
Никуда я их не отошлю, подумал он минуту спустя, сидя на придорожном камне и подставив лицо Этель, которая намылила ему щеки, а затем принялась осторожно и ловко сбривать щетину. Оставлю этой графине Раевской, или как там ее, добавил мысленно после того, как Сара обмыла ему лицо и осушила кожу подолом рубашки. Потом девочки одели его в шелка, обули в лакированные башмаки с золотыми пряжками, помогли натянуть густо напудренный парик. Теперь он уже не был уверен, что вообще их кому-нибудь оставит.
Возницу он отправил, заплатив за обещание молчать серебряную монету, а остальным велел спокойно дожидаться его у ограды. Теперь можно идти. Приостановившись в начале ведущей к дворцу аллеи, Джакомо поправил парик, подтянул чересчур свободные панталоны, машинально проверил, на месте ли его дружок — на месте, — и отважно устремился вперед, вполголоса напомнив себе, что на кону самая высокая ставка.
Примерно на полпути Казанова вновь почувствовал себя юным, полным энергии и оптимизма. С удовольствием подумывал об ужине, на который позволит себя пригласить неизвестной пока графине, вероятно немолодой, толстой и некрасивой. Дворец, однако, вынужден был он признать, издалека производил прекрасное впечатление. Такое строение из белого камня, с идеальными пропорциями не принесло бы стыда даже Риму или Венеции. В саду уже горели факелы. В их свете сверкали вечерние туалеты дам, парики мужчин и ливреи лакеев. Только теперь Казанова заметил укрытые в боковых аллеях экипажи, покуривающих махорку кучеров, лошадей, жующих овес. Похоже, он попал на прием; что ж, тем лучше, звезды сегодня к нему благоволят.
Через секунду, правда, он в этом усомнился, увидев, как из-за спин оживленно беседующих гостей вырвался огромный черный пес. Увы! Собака большими скачками неслась прямо на него. Джакомо заколебался: броситься на эту скотину со шпагой или, проявив рыцарское самообладание, позволить себя сожрать. Выбирать не пришлось — воздух сотрясся от грома. Пес, точно ему перешибли хребет, обмяк и упал на разъехавшиеся лапы. Джакомо схватился за шпагу, хотел кинуться под защиту деревьев, спрятаться от неведомой опасности, но не успел. Гром повторился, однако над головой рассыпалась не смертоносная картечь, а гирлянда разноцветных огней. Пес, как наказанный ребенком щенок, поджав хвост, поплелся обратно.
Лучше и придумать было нельзя. Казанова шел по усыпанной гравием дорожке, а над ним поминутно вспыхивали яркие звезды, елочки, короны и амурчики. Небеса и впрямь сегодня благосклонны к нему — фейерверк начался как по заказу. Придав лицу выражение благородной решимости, Джакомо направился к группе дам, возле которых суетилось особенно много слуг. Он догадался, что одна из них — хозяйка, графиня Раевская. Скрюченная размалеванная старушонка в розовом платье? Остроносое чучело с огромным коком на голове? А может, рыхлая толстуха с выглядывающим из глубокого выреза зобом?
Однако нет — к счастью, нет. Графиня была еще молодой женщиной с чувственным ртом и высокой грудью. Казанова отлично понимал, сколь важно сразу произвести хорошее впечатление, но, чтобы перекричать возбужденный гомон, заговорить вынужден был громче, чем ему хотелось. Графиня позволит извиниться за вторжение и представиться? Граф де Сенгальт, прибыл прямо из Петербурга, куда его привели дела государственного значения… собственно, прежде всего следовало бы объяснить любезной хозяйке, каким образом он тут очутился…