– Привет, Морозова, – прохрипел Костя. – Это Успенский.
– Здравствуй, Костя, – сказала она. – Ты болеешь?
– Да, простыл немного. Уроки дашь?
– Да, конечно.
Она убежала за дневником, Костя обругал себя за краткость, откашлялся.
– Записывай, – сказала она. – По алгебре упражнялись на логарифмирование и потенцирование, страница восемьдесят три, все десять примеров, по истории Австро-Венгрия, по географии Швеция, на литературе Глеб делал доклад о философских взглядах Чернышевского. А биологии не было, Бациля тоже болеет.
– Спасибо, – буркнул Костя. – Ты это, на каток со мной пойдешь?
– Ты же болеешь, – удивилась Нина.
– Ну, когда выздоровею.
– Пойду, – после минутной паузы тихо ответила она.
– Здорово, – сказал Костя. – Тогда пока.
Уже возвращая трубку на рычаг, он услышал, как она пискнула: «Выздоравливай».
Он вернулся в кровать, поздравил себя с тем, что первый шаг сделан. Хорошо было то, что она не хихикала и не кокетничала, но ведь именно поэтому он ее и выбрал. Интересно, получится ли у них что-нибудь? Он вспомнил, что Нина тоже любит рисовать, и решил, что должно получиться.
Следующим утром температура еще держалась. Отец собирался на семинар, мать попросила его купить аспирин, он обещал на обратном пути. Велосипед застрекотал по коридору, щелкнул замок аккуратно прикрытой двери. Мать заглянула к Косте, велела не кричать, чтобы не напрягать голос, а стучать, если что-то нужно, и ушла в спальню, в свой рабочий угол. Костя повалялся немного, потом достал из-под матраса дневник. Почти все девчонки и большая часть ребят вели дневники, многие ими обменивались, и он вдруг подумал, что самый простой способ для них с Ниной получше узнать друг друга – это обменяться дневниками. Но прежде надо было дневник перечитать, проверить, нет ли там чего лишнего, слишком личного или слишком насмешливого в ее адрес. Он открыл толстую тетрадь в красивом самодельном, матерью изготовленном переплете, подарок на тринадцать лет, но прочитать ничего не успел – хлопнула входная дверь. Наверное, отец вернулся, решил Костя, принес лекарство.
– Сережа, ты? – крикнула мать из спальни.
– Я, – откликнулся отец, и что-то в его голосе заставило Костю насторожиться.
Мать тоже почувствовала, вышла в коридор, спросила:
– Что случилось?
– Неймана взяли, – сказал отец.
– В спальню! – велела мать и прикрыла дверь в Костину комнату.
Костя выбрался из кровати, осторожно, бесшумно, высыпал из стакана, стоявшего на столе, карандаши, приставил его к стене в том месте, где в родительской спальне была розетка, прижался ухом.
– …Толком не знает, – говорил отец. – Но взяли точно, его жена звонила в институт, рыдала.
– Да… – тихо выдохнула мать.
Родители замолчали и молчали так долго, что Костя собрался вернуться в кровать, когда отец произнес:
– Я больше не могу так жить, Таша.
Голос был глухой, задавленный, мятый, и, если бы Костя не знал, что это абсолютно, решительно, безусловно невозможно, он бы подумал, что отец плачет.
– Что же делать, Сережа, – сказала мать, – делать нечего. Бежать некуда, да и невозможно все время. Дожили до сих пор, авось и дальше обойдется.
– Я думал, что обойдется, что обошлось. Я думал, это безумие кончилось! – крикнул отец. – Два месяца они никого не трогали, я думал, что всё, что они насытились наконец, пролили достаточно крови.
– Сережа, – предостерегающе сказала мать, и отец замолчал.
Снова наступила длинная пауза, теперь ее прервала мать:
– Может, все-таки уехать подальше в Сибирь? Будем учить в какой-нибудь сельской школе, как-нибудь выживем.
– Я не понимаю за что, – едва различимо пробормотал отец. – Я не политик, я всегда хотел заниматься наукой, только этого всегда хотел, ничего больше. Я ничего больше не знаю, и не умею, и не хочу знать. Кому помешали мои кристаллы, Таша?
За стеной послышался сдавленный невнятный звук, теперь Костя был уверен, что отец плачет.
Тяжелый граненый стакан выпал у него из рук и заскакал по паркету, загремев на всю квартиру. Подхватив стакан, Костя нырнул под одеяло, накрылся с головой. Скрипнула дверь – мать заглянула в комнату, постояла на пороге, позвала тихонько: «Костя!» Он не ответил, и мать ушла, вернулась к отцу в спальню.