Но уже через пару часов ему стало ясно: переворотом никто не руководит, инициатива уходит, решительных действий не предпринимается.
Он прорвался к одному из помощников Председателя КГБ. Тот, как выяснилось, не имел ни малейшего представления о том, что реально происходит в столице и стране. Он принял у Игнатова изложенный на трех рукописных страницах план действий по захвату всех стратегических объектов Москвы и еще две странички о том, как бескровно арестовать в Белом доме Ельцина с Хасбулатовым и вывезти их из Москвы. До бумаг Игнатова помощник демонстративно не дотронулся. Он попросил положить их в раскрытую папку и пообещал, что его предложения будут доложены Председателю.
Чтобы доказать реальность своего плана, Игнатов, прихватив с собой двух «старичков» из андроповской гвардии, к обеду оказался в Белом доме среди его защитников. А к вечеру, добившись аудиенции у Председателя, он положил ему на стол фотографию, на которой запечатлелся на танке рядом с Ельциным, зачитывающим воззвание с призывом не подчиняться решениям ГКЧП.
– Эта так называемая оборона Белого дома – детский сад, товарищ генерал! Рота десантников способна за пятнадцать минут блокировать все российское руководство, находящееся в Белом доме. Причем абсолютно бескровно, без единого выстрела. Дальше выводим это руководство на крышу и эвакуируем вертолетами. Завтра к вечеру Москва будет наша. Ельцина и компанию вместе с Горбачевым интернируем! За полгода наведем порядок, сохраним Союз, а потом отменим «чрезвычайку» и проведем выборы.
Председатель грустно молчал. И это молчание было для Игнатова сигналом: провал переворота неизбежен.
Развязка наступила 22 августа, когда начались аресты «гэкачепистов». Игнатова арестовали в гостинице, куда он заселился накануне. Ему сунули под нос смятые бумажки, в которых он узнал свои торопливые почеркушки.
– Ваша работа? – устало спросил немолодой следователь прокуратуры.
– Моя, – равнодушно ответил Игнатов.
– Пойдемте с нами.
Записки Игнатова послужили основанием для того, чтобы обвинить «гэкачепистов» в подготовке к захвату стратегических объектов Москвы и аресту Ельцина. Вскоре выяснилось, что бумаги Игнатов готовил по собственной инициативе. В результате, когда вожди ГКЧП были выпущены по амнистии, Игнатов остался в Лефортовской тюрьме, в которой просидел четыре года, пока его все же не амнистировали в связи с каким-то событием и в знак уважения к его прежним заслугам перед страной, уже исчезнувшей с политической карты мира.
Война объявлена. Остановите бомбу
Начальник службы безопасности Государственной думы майор Грачев прапорщика Трегубова недолюбливал. Причиной тому было ущемленное самолюбие. Боевое прошлое прапорщика, серьезные награды и независимый характер вызывали у майора раздражение и плохо скрываемую зависть. А тут еще – перевод Трегубова в другое, более престижное подразделение... Впрочем, Грачев плохо ладил со всем личным составом. А тот, в свою очередь, подозревал начальника в родственных связях с бывшим министром обороны и именно этому обстоятельству приписывал его карьерные успехи, в особенности то, что он благополучно избежал командировок в «горячие точки».
Правда же состояла в том, что экс-министра майор видел только по телевизору, поэтому, уловив очередные намеки подчиненных на его покровительство, не выдерживал и орал, что они с ним даже не однофамильцы.
Насчет родственных уз майор не врал. Но коллеги все равно ему не верили. Обсуждая очередную выходку начальника, буквально терзавшего личный состав своими придирками, они неизменно увязывали его безнаказанное самодурство с чьим-то высоким покровительством.
...Грачев появился из дверей третьего подъезда Госдумы минут через пять после разговора с Трегубовым. Все это время Игнатов неподвижно стоял, повернувшись спиной к прапорщику. Пару раз он бегло взглядывал на часы. Именно в тот момент, когда из дверей появился Грачев, сопровождаемый двумя вооруженными бойцами, Игнатов резко повернулся и отчетливо произнес:
– Осталось сорок минут. Через сорок минут могут погибнуть люди, возможно, даже дети.
Грачев, жмурясь от яркого солнца и потому плохо различая лицо собеседника, машинально переспросил:
– Какие дети? – И тут же, как бы спохватившись, обратился к Трегубову: – Что тут происходит, прапорщик? – Он напустил на себя всю строгость, на которую только был способен, и язвительно добавил: – Может быть, вам роту автоматчиков вызвать на подмогу?
Трегубов не успел ответить, так как в разговор вмешался Игнатов:
– Мне нужно немедленно встретиться с Председателем Думы. Я подготовил террористический акт, и остановить его может только кто-то из руководителей страны, если вступит со мной в переговоры и выслушает мои требования. Вы кто по званию? – неожиданно поинтересовался Игнатов.
– Майор, – машинально брякнул Грачев, еще не понимая до конца причину, по которой ему срочно захотелось вернуться в свой кабинет, закрыть дверь и препоручить общение с этим странным типом кому-нибудь из замов. Грачев наметанным глазом сразу распознал в Игнатове человека опасного и решительного. На психа, из числа тех, которых именно возле «командирского» входа в Думу крутилось великое множество, он не был похож. Психов за пять лет службы в Думе Грачев повидал великое множество. И даже имел взыскание от руководства за то, что однажды не смог обеспечить безопасность весьма известного в стране депутата – Якова Блуцкого, которого на выходе из «командирского» подъезда свалила на асфальт отточенным ударом в пах субтильного вида старушка.
Охрана, упустившая было инициативу, бросилась защищать честь и достоинство народного избранника, ибо разбушевавшаяся дама норовила еще несколько раз пнуть его, причем удары ложились близко к первоначальной цели.
Старушку скрутили. В ходе неравной борьбы несчастная запела «Варяга» и бросила в воздух несколько исписанных тетрадных листков. Позже выяснилось, что женщина действовала в состоянии аффекта, абсолютно не понимала, где находится, а свой поступок объяснила конфликтом с зятем, который за месяц до этого пытался упечь ее в психушку. Его-то, по ее словам, она и признала в Блуцком, который, естественно, начисто отрицал какую-либо родственную связь с мятежной старушкой. А разбрасываемые тетрадные листки оказались стихами, содержание которых не оставляло сомнений в душевном состоянии женщины.
Самое интересное произошло позже. Травмированный депутат ни в какую не соглашался с версией о безумной бабушке и неизвестном зяте. Он настаивал на том, что на него совершено покушение, организованное его политическими противниками. Нашлись журналисты, раздувшие эту мульку. В итоге было возбуждено уголовное дело по факту хулиганства и нанесения депутату побоев средней тяжести, которое расследовалось почти год. За это время о депутатской деятельности жертвы покушения вышла серия благожелательных публикаций, приуроченных к юбилею парламентария под общим названием «Сорок лет – сорок побед депутата Блуцкого». Был даже снят одноименный короткометражный фильм...
– ...А я генерал-майор КГБ в отставке, – спокойно продолжил Игнатов. Он почувствовал растерянность Грачева и перешел к наступлению. – Я вижу, вы уже поняли, что я не сумасшедший и не шутник. Если вы пригласите меня в свой кабинет и позовете кого-то, кто имеет возможность связаться с Председателем, я все объясню. Оружия у меня нет. Вот мой паспорт. Игнатов протянул документ и, глядя на собеседников с отеческим превосходством, проговорил: – У нас с вами очень мало времени. Его уже почти не осталось. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы мы беседовали в кабинете, оборудованном правительственной связью. В ближайшие двадцать минут нам обязательно понадобится «первая вертушка»[4]. – И, улыбнувшись, добавил: – Я не знаю, есть ли сегодня «вертушка» в кабинете начальника службы безопасности парламента. В мое время была.