Грачев круто развернулся и почти бегом рванул назад, в «командирский» подъезд, бросив на ходу Трегубову:
– Задержи его! Я сейчас.
Уже исчезая в проеме двери, он увидел, что за ним спешат оба сопровождавших его военнослужащих.
– А вы куда?! – Грачев буквально захлебнулся от накатившей злобы. – Назад!!! Охранять!!! Трегубов, командуй! Я мигом!
Ответное «Есть!» Грачев уже не услышал. Он влетел в свой кабинет и резко приказал дежурившему в приемной лейтенанту:
– Срочно соедини с ФСБ, с Дергуном!
Сам же подбежал к аппарату внутренней связи и набрал приемную Председателя. Громкая связь тут же отозвалась голосом секретаря приемной. Председатель на выезде, проинформировал он Грачева, но если дело срочное, он готов соединить начальника службы безопасности с помощником Председателя.
– Слушаю, Каленин, – раздалось в аппарате.
– Беркас Сергеевич! Тут внизу какой-то чудак... сейчас гляну фамилию... – Грачев раскрыл паспорт, который не выпускал из рук. – ...Игнатов его фамилия, обещает теракт и требует встречи с Председателем. Говорит, люди погибнут.
– Что за чушь? – удивился помощник Председателя. – У него есть какая-то информация?
– В том-то и дело, он говорит, что якобы сам все организовал. Говорит, что – генерал КГБ. На психа не похож.
– Ну и сдайте его куда надо. Там разберутся.
– Я тоже так думаю, – торопливо согласился Грачев, испытывая облегчение от того, что ему не придется заниматься экс-чекистом. – Он тут нас пугает, говорит, что времени уже не осталось. Врет, наверное.
– А если не врет? – вдруг спросил Каленин. – Как, вы сказали, его фамилия, Игнатов?
– Так точно!
– Давайте сделаем так: вы вызывайте людей с Лубянки, им тут два шага пройти, а генерала проведите в мой кабинет. Пусть кто-то из ваших рядом со мной побудет на тот случай, если этот субъект вознамерится испытать на мне какой-нибудь секретный способ ликвидации российских чиновников.
Через пять минут Каленин услышал, как зашумели створки лифта на шестом этаже, на котором недалеко от председательского кабинета размещалась его «двушка»[5]. Затем послышалось какое-то движение в приемной, и наконец после небольшой паузы дверь кабинета открылась. Появившийся в проеме Трегубов спросил:
– Разрешите?
За его спиной Каленин увидел расчерченное морщинами лицо мужчины, который на целую голову был выше прапорщика. Каленин указал посетителю на стул, стоявший по другую сторону стола, а Трегубова попросил:
– Останьтесь!
Трегубов закрыл дверь, повернулся к ней спиной и принял позу, знакомую Каленину по американским боевикам: крепкие коротковатые ноги расставлены на ширину плеч, носки ботинок чуть-чуть внутрь, крупные кисти рук висят поверх автомата, на лице деланное равнодушие к происходящему, ведь в действительности прапорщика буквально распирало от ощущения своей причастности к чему-то очень важному.
Игнатов сел на стул и тут же, не дожидаясь вопросов, спросил сам:
– Судя по всему, с Председателем мне поговорить не удастся?
– Его нет в Думе, – ответил Каленин, разглядывая необычного визитера. – Поэтому, если у вас действительно важная информация, вы можете сообщить ее мне. Если она того заслуживает, я немедленно доложу Председателю.
Игнатов также внимательно изучал собеседника. Он с дотошностью опытного физиономиста отметил наличие ранних залысин, скрываемых редкой челкой необычного платинового цвета – видимо, от смешения природной белобрысости с недавно появившейся сединой, серые глаза с пушистыми ресницами на безбровом лице, украшенном редкими и нелепыми веснушками. «Примерно сорок лет, – фиксировал он, – руки пианиста или скрипача. Недавно начал полнеть, так как пиджак новый, но тесноват»...
– Собственно, мне нужен не сам Председатель, а его возможность оперативно связаться с Президентом и центральными телеканалами, – продолжил Игнатов. Он еще раз внимательно посмотрел на Каленина и спросил: – Как к вам обращаться?
– Беркас Сергеевич.
Лицо Игнатова на мгновение чудным образом преобразилось: щеки двинулись к уголкам глаз, а складки на лбу собрались в гармошку, что, видимо, свидетельствовало об удивлении. Каленин же давно привык к тому, что его имя никого не оставляет равнодушным.
– Беркас Сергеевич! Я генерал-майор КГБ в отставке, в прошлом участвовал в разработке и проведении ряда секретных операций. У меня огромный опыт, можете проверить. В ФСБ, полагаю, есть на меня обширное досье.
Игнатов решительно двинул ладонью по короткой стрижке от затылка к челке, которая недобро сверкнула россыпью серебристых огоньков.
– Я намерен осуществить в Москве серию терактов. Разумеется, я пойду на это только в том случае, если мои требования не будут выполнены. Первый теракт будет носить предупредительный характер. Он нужен для того, чтобы все поняли серьезность моих намерений.
Игнатов на долю секунды придержал веки прикрытыми, как бы давая Каленину понять, что сейчас скажет самое важное.
– Если переговоры по каким-либо причинам не состоятся или прервутся, после первого предупредительного взрыва... вы поняли, надеюсь? В этом случае жертвы неизбежны. Взрывы будут происходить по два раза в день. До тех пор, пока вы не возобновите переговоры о моих требованиях. И наоборот, каждый успешный шаг в переговорах – это спасенные жизни.
Каленину на секунду показалось, что человек, сидящий перед ним, сейчас рассмеется и бросится извиняться за безобразную и нелепую шутку. Но Игнатов был серьезен и спокоен. В его глазах не было даже отдаленного отблеска расстройства рассудка или признаков раскаяния. Напротив, они заставляли верить сказанному, несмотря на то что слова отставного генерала не вписывались в элементарную логику: зачем надо было самому являться, да еще в Думу? Зачем предупреждать о своих чудовищных замыслах?
Как бы читая мысли Каленина, Игнатов едва заметно улыбнулся и сказал:
– Уверяю вас, с головой у меня все в полном порядке. Вы вскоре будете иметь возможность в этом убедиться. Просто я придумал беспроигрышную стратегию войны с российской властью. Вы станете свидетелем того, как я ее выиграю. Если понадобится, то не сходя с этого стула.
– Какая война? – Каленин внимательно посмотрел на собеседника. – Может быть, вам нужен не Председатель Госдумы, а врач?
– Ну вот, так я и думал, – за психа меня держите. Берегитесь, Беркас Сергеевич! Как только выяснится, что я не безумец, вы первый испытаете глубокое чувство вины. И не только потому, что будет беда. А потому, что вы наконец-то, может быть, первый раз в жизни, убедитесь, как недальновидно и даже опасно держать другого человека за идиота, а за собой числить монополию на истину. Вы что, всегда знаете, где добро, а где зло? Если так, то вы счастливчик...
В интонациях Игнатова послышались назидательные нотки, которые вывели Каленина из себя. Он хотел было уже взорваться гневным ответом, но пока собирался с мыслями, его странный собеседник продолжил свою воспитательную лекцию:
– Для вас норма – это одно, а для меня – обратное. К примеру, вам кажется, что вы стоите на страже правды и морали. Ведь так? – Игнатов вопросительно посмотрел на Каленина. – А в моем понимании, вы служите дьяволу. Дьяволу в человеческом обличье...
– О Господи!!! Что за бред?! – Каленин решительно поднялся со стула и с некоторым облегчением подумал: «Кажется, все-таки псих!..»
– ...я действительно имею в виду конкретную персону! Это Президент Российской Федерации. Впрочем, о нем мы поговорим позже...
Каленин, чеканя каждое слово, произнес:
– Не имею никакого желания продолжать с вами этот разговор. Я, похоже, ошибся, согласившись на него. Вы все изложили? – Он перешел на официальный тон. – Если нет – у вас есть еще минута, после чего я передам вас в руки ваших коллег из ФСБ. С ними вы и поделитесь планами вашей войны с режимом.