Была полночь, но он не спал. Смотрел в потолок, не пытаясь бороться с бессонницей и медленно дышал. У ножки кровати стоял стакан с водой, окно было распахнуто. Этой осенью батареи ожили слишком рано и Слава мучился от постоянной сухости в горле. Вдобавок он думал, что болен и сходит с ума. Запах жжёных и прелых листьев со двора вызывал у него не умиление, а изжогу. Когда на фоне изрисованного чёрным маркером потолка возникло лицо Кеи, он окостенел от страха.
— Привет, — сказала она. Слава закрыл глаза. Зажмурился изо всех сил. Положил ладони сверху. Потом убрал и снова открыл. — Я тебя вижу. И слышу. — прошептал он. — Я тебя тоже. Ты меня помнишь?
Он резко сел на кровати и заговорил, задыхаясь: — Конечно! Я каждый день о тебе вспоминал, каждый час наверно. Ты существуешь. Я знал! Она положила лёгкую руку ему на голову. Взъерошить волосы не удалось, но Слава почувствовал прикосновение. Он хотел поймать её ладонь и поцеловать, но это было невозможно. Кея с годами обрела чуть больше плотности в Срединном, но всё ещё ничтожно мало. — Кто же ты такая? — Если я скажу, ты испугаешься. — Нет. Честно! — Я суккуб. И охочусь на людей, но не причиняю зла. Я из другого мира. — Понятно. Почему вас рисуют с рогами и крыльями? Ты ведь почти как человек. — У нас и правда есть крылья. Рога раньше были, но теперь это редкость.
Слава потрясённо разглядывал гостью. Миллион вопросов, которые он хотел задать все эти годы, просто покинул его голову. Наконец, Кея проговорила: — Сейчас я снова уйду. Я очень хотела посмотреть город, побродить по нему до рассвета. Солнце слепит меня до боли, оно слишком яркое. Я очень… очень рада, что ты в порядке. — Не в порядке! Не бросай меня! — взмолился Слава. — Хочешь, приду завтра? Слава кивнул. Демоница повернулась к окну и заметила на столе листы с рисунками. — Учишься рисовать? Он смутился. — Это так, я хреново рисую пока, хожу в художку, надеюсь поступить в академию. Ну не смотри… Стыдоба. — Обычные учебные работы. Не переживай. Никто ведь не рождается сразу великим художником.
Ночные улицы были полны жизни. Кея бродила по дворам, выходила на широкие дороги, разглядывала витрины. Аске-Тарану — торговый анклав Тартара — был менее ярким и большим, но что-то неуловимое объединяло города людей.
Ей удалось проскользнуть в ночную кофейню. За столиками сидело несколько человек, запах карамели и сливок сводил с ума. Она забралась на стул перед барной стойкой и вздохнула. Колдовавший над огнём и джезвами парень не увидит её, не подаст ей маленькую белую чашку, не положит ей в кофе горстку корицы, а как было бы прекрасно стать для него зримой и осязаемой незнакомкой, перекинуться парой слов, вызвать улыбку! Со вздохом сожаления Кея подобралась к нему и проколола щупами. Он занимался любимым делом, был спокоен, счастлив и поэтому имел мягкий, сладковатый привкус. В таких людях ликвора было совсем мало: они не таили чувств, не замыкали в себе страсти, вот он и не копился, а выгорал до капли.
Она всю ночь наслаждалась большим городом. Его крышами, мостами, гранитом, холодным электрическим огнём, рокотом и визгом автодорог, лаем собак. Кея совсем заблудилась, но её это не пугало.
Осеннее утро наступало поздно. На фоне серой зари демоница заметила вдалеке огромное здание, оно тонуло в низких облаках и резало массу злого поднебесного ветра. Стеклянные стены отражали свинцовое небо и были черны. От высоты строения захватывало дух. Её вполне хватало для того, чтобы расправились крылья в прыжке. В Чертоге существовала всего одна точка, позволявшая совершить прыжок и не разбиться, а полететь. Каждый демон, достигший двенадцати лет, должен был осмелиться пройти через инициацию ветром. Ощущение полёта у них было прочно спаяно с воспоминаниями детства.
Кея решила во что бы то ни стало залезть на самый верх. Времени и сил оставалось мало, риск был нешуточный. Однако, она добралась до здания, сделала шаг на стену, развернула ось и побежала. Сердце рвалось из груди, расстояние до земли увеличивалось, ноги сводило, а дыхательные пути горели. Через бортик крыши она перевалилась слабой как котёнок. С кожи осыпался пепел, струйки дыма потянулись из ноздрей.