Всё вокруг и внутри неё померкло и потеряло смысл. Белиал остановил дознание до того момента как будут известны прочие подробности. Все, кроме Лектана, были распущены по домам.
Кея не вернулась к себе. Она побрела в сторону Тарто, к своему лазу, полная вины и боли. Срединный встретил холодным порывистым ветром, но для бестелесного существа он был неощутим. Знакомое окно было заперто. Кровать аккуратно застелена. Самое главное — не было ни красок, ни рулонов бумаги, ни музыкальных колонок. «Призрачный шанс перерождения… — думала Кея, — он так хотел, чтобы это случилось! Но ведь он всё забудет, всю свою прошлую жизнь. Да и как я его узнаю? Лектан должен быть осужден по всей строгости. Невозможно смотреть на эту пустоту». *** Студентки плакали. Многие ребята тоже. Лауреат чего-то там очень престижного давился слезами как юноша галантного века. Сказать нечего, потеря была серьёзная, а главное — как невовремя! Слава бы тоже разрыдался, но он так давно этого не делал, что глаза совсем забыли слёзы. За слёзы его раньше колотили.
В соседней мастерской утром в понедельник умер преподаватель Коротков, один из немногих, кого стоило уважать. Это был тихий алкоголик, пытавшийся поставить на ноги дочь и покрыть кредиты, но не выдержал гонки за деньгами. Он стал той лягушкой, которая не сбила масло, а погибла. Классический исход борьбы за благополучие, о котором не принято говорить.
Возле траурного зала почему-то невыносимо воняло жареной рыбой. Ритуальный агент была одета в белую шубу, ярко-красный берет и кроссовки под цвет. Слава чувствовал, что его нервы снова натянулись и звенят уже на высоких нотах, аккомпанируя нелепости и несправедливости происходящего. Он подумал, что не хватает маленьких детей и подростков. Дети бы капризничали, крутились и посмеивались украдкой, разбавляя траур и напоминая о том, что жизнь продолжается.
Яма в земле проглотила лакированный гроб. Вдова хотела сказать несколько слов, но не смогла. «Глупо. Странно. Мы уйдём, а он здесь останется навсегда. В мёрзлой земле. Лучше бы его сожгли как конунга или положили в склеп как аристократа» — думал Слава, разглядывая тлеющий кончик своей сигареты — единственного источника тепла на осеннем кладбище. Поминок не было, ведь семья осталась без средств к существованию. Всё, ради чего бился Коротков, ушло на его похороны. Слава решил идти домой, нужно было выспаться и унять холодный липкий страх перед будущим.
Кинув в угол пустой рюкзак и стянув куртку он решил согреться чаем. Слава вошёл на кухню и сразу же увидел Кею. Она сидела на стуле, сцепив руки и глядя перед собой. Он не думал устраивать пафосных сцен, но ноги сами подкосились и колени ударились об потускневший кафель. — Прости меня, прости! — Ты же мёртв! — Нет. С чего ты взяла? Демоница схватилась за голову. — Меня подозревали в убийстве. Получается, речь шла не о тебе. Обнаружили пятно кошмаров где-то на стене… Ты сошёлся с охотницами? — Да, я иначе не мог. И сейчас не могу. Тогда я рассыпал соль из-за инкуба, который напал на мою подругу, а не из-за тебя. Я испугался, думал, он её искалечит. Умер другой, не я. У него тромб оторвался. Слава рассказал об обстоятельствах смерти Короткова. — Так значит, совпадение. Зачем тогда Лектан сознался? — Это тот, который совсем плохо выглядел? Он мне позировал для мертвецов. Только и мог красиво лежать. Я с ним расплачивался молоком. — Его, видимо, совсем доканало. Ночью они остались одни, как и прежде. Объяснившись, решили всё забыть. Слава чувствовал как к нему возвращается жизнь и с каждой минутой становится легче дышать. У Короткова не было такой музы.
Позировать для выставочных картин демоница с радостью согласилась. И даже появилась возможность менять одежду, ведь теперь Кея понемногу могла воплощаться. Она продемонстрировала то, чему научилась и Слава был потрясён. Она стала физически тёплой, весила как трёхлитровая банка варенья и всё её нутро было видно на просвет. — Да, экорше по тебе рисовать не будем… Любой поймёт, что люди такими не бывают.
За час до рассвета Кея вернулась. Нужно было проведать и успокоить легата, который уже точно был в курсе дел. Его особняк был похож на маленькую крепость: фундамент у земли расширялся, словно имел корни, узкие окна напоминали бойницы. Он стоял к северу от Чертога, по дороге к Гиона-Тарто и издалека была видна дверь, покрашенная в бордовый. Такие двери звали приходить без приглашения, их не запирали.