Если уж и в его доме завелась измена. Голова вспомнил, какими глазами сноха его младшенького смотрела на баронессу, и на душе его стало ещё пакостней.
В душе его вдруг захолонуло. Там же у них есть ещё и Машка! Дрянь такая.
Баба, избившая самого Главу города, его, Косого. Прилюдно поставившая ему фингал под глазом. И которой за это ничего не было! Даже простой матерной выволочки!
Попробуй её теперь такую тронь, загрызёт бабьё.
Это уже не лезло, ни в какие ворота. Придётся оглядываться ещё и на баб! Ужас!
Да ещё лесовики с хуторянами, отчего-то сделавшие ставку на Сидора.
Раньше демонстративно державшиеся в стороне и не вмешивавшиеся в дела города, теперь они вдруг, непонятно с чего зашевелились.
"Видать больно им понравилась спокойная жизнь летом под защитой медведей. А медведи — это Сидор. Сидор и Машка. Есть Сидор, есть Машка — есть медведи. Нет их — нет медведей. Логическая цепочка выстраивалась железно.
На границу бы этого Сидора с его медведями, — несколько нелогично вильнула мысль Головы в сторону. — А заодно к нему туда и Стёпку с Ванькой, братьёв Дюжих, вместе с остальными мхом заросшими лесовиками, и ещё, кое-кого из города. К ящерам в соседи, чтоб одумались", — невольно раздражаясь, подумал Голова.
Настроение испортилось ещё больше. За Дюжим мысль зацепилась за Трошиных, а там и ещё другие полезли.
— "Нет, теперь Сидра просто так не сковырнёшь. Врос корнями, скотина такая в ключёвскую землю, теперь только попробуй его тронь. Такой хай подымится…
И попробую, — мстительно пообещал сам себе Голова. — Ещё как попробую. И денежки мои, мой миллион, не полученный из-за него на Басанрогской таможне, он мне ещё вернёт".
То, что самому Сидору было откровенно на всё плевать, и тот не собирался бодаться ни с Головой, ни с кем-либо ещё, он в тот момент как-то не подумал. Ему было не до того. Мысленно Голова составлял план мести.
— "Чего эта скотина там ещё плела? — мучительно пытался вспомнить позднюю встречу в трактире с таможенником мрачный Голова.
С фальшивой улыбкой на губах он принимал поздравления от членов Совета, и привычно, с приклеенной на губах улыбкой пропуская мимо ушей всё тянущуюся и тянущуюся речь представителя центральных властей. Он мучительно пытался восстановить в памяти мельчайшие подробности той поздней, и так печально закончившейся встречи. Что-то там было такое, что мимолётно царапнуло его сознание и тут же забылось, смытое злостью, вспыхнувшей в его душе от озвученных таможенником цифр полученного Сидором дохода.
Нет, — с сожалением вернулся он сознанием в реальность. — Ничего больше не вспоминается. Будем тогда слушать дальше, чего ещё нового соврут эти территориалы.
Может быть, он бы и поверил сейчас в эти поздравления. Тем более что так хотелось в это поверить, и по привычке принять желаемое за действительное, если бы не письмо от того же самого руководства территориальных властей, буквально жгущее его внутренний боковой карман.
Ему, с непривычной откровенностью и безпримерной, досель невиданной наглостью была устроена жёсткая выволочка за небрежение в столь важном деле, как образование населения подотчётной ему территории. И за что? Только за то, что он не подарил, а всего навсего продал этой самозваной Академии пару гектар своей землицы под расширяющееся буквально на дрожжах учебное заведение. Новый корпус, видите ли, захотели себе построить. А он им, видите ли, не отдал даром, а продал свою землицу. Уроды!
Самое же неприятное было осознавать, что эту выволочку он заслужил. Голова сам так считал. Он на самом деле пожадничал и был целиком неправ в этом деле. Бесило же его только та бесцеремонность, с какой всё это безобразие было устроено. Вот это ему не нравилось.
— "Так ведь пахотная то землица, а не абы что, не бросовая! Чистый чернозём!" — вновь, в который раз за прошедшее с того злосчастного дня время, убеждал он сам себя вновь и вновь, пытаясь доказать хотя бы самому себе что был прав. Что радел ради дела, а не пытался нажиться. И понимал, что даже с убеждением самого себя у него получается плохо. Он пожадничал, и за это его сегодня фактически прилюдно высекли.
Пусть словесно, но оттого не менее неприятно.
Вот что его бесило.
Но то, что теперь разворачивалось прямо перед ним, окончательно опустило его настроение ниже и так невысокого уровня. Этой самозваной Академии была вручена "небольшая денежная сумма на развитие".