- Да что между вами? - вопрос стилистки выскочил из чертогов разума, заполняя собой всё пространство. Почему он не ответил тогда ей? Почему не сказал правду?
Между нами ненависть, но именно это нас и связывает.
Он наконец сфокусировал всё внимание на вид из окна. Погода была отвратительная: холодно, моросил дождь, плавно перерастая в ливень. Впрочем, никого не волновал столь гнусный пейзаж за размытым окном; практически весь поезд погрузился в глубокий сон, если не считать зевающего машиниста и нескольких человек в третьем вагоне.
Раздался звук тормозящего состава, и поезд медленно стал останавливаться. Эффи вздрогнула, словно её прошибло током. Руины и развалины. Она помнила это место. Её тело, каждая клеточка, помнили это чёртово место.
- Двенадцатый, - тихо шепнула она, оставляя наушники на столе, и через секунду, резко поднялась и уверенно направилась к выходу.
- Эй, солнышко, что случилось?
- Я могу вспомнить. Пожалуйста, - её глаза излучали такую просьбу, что у него невольно возникла ассоциация с мольбой. Он несколько раз моргнул. Тринкет просит разрешения - чертовски неправильно.
- Мы застрянем здесь на сутки! Ты точно хочешь…
- Да.
- Только не скули, пока будешь каблуки от грязи вычищать.
Сойти с поезда было легче, чем сделать несколько шагов навстречу воспоминаниям. Эффи слегка поморщилась от весьма специфического запаха. Холодок между лопатками скользнул по позвоночнику - ощущение дежавю охватило с головой.
Эбернети шагал рядом, раскуривая сигарету. Он действительно не понимал, устраивало ли его молчание, которое возникало между ними в такие моменты, как сейчас. Просто раньше он не обращал на это внимание, а сейчас этих моментов стало больше. Теперь моментов, когда она просто шла рядом, и до слуха доносилась приглушённая музыка из её наушников, стало больше, чем тех, когда они ругались или ссорились. Это сбивало с толку.
Несколько часов они прогуливались по руинам Дистрикта, иногда наталкиваясь на скитающихся жителей. Они с удивлением смотрели на капитолийку, а некоторые кивали Хеймитчу в приветливом жесте. Он никого не знал и чувствовал себя чужим.
- Наверное, - думал он, - в меня слишком глубоко въелся Капитолий.
Ноги сами вели Эффи, и вскоре она пришла именно туда, где жили все победили Игр, но вместо роскошных домов увидела лишь чуть сожжённые от пожара доски, разбитые окна и сломанные крыши. Хотя домов было не так уж и много, был один, который отличался от остальных. Слишком новый и почти не тронутый мародерами.
Недолго думая, Тринкет решилась зайти в этот дом. Ее сердце билось очень сильно, словно птица, вот-вот готовая выбиться из грудной клетки. Собрав всю волю в кулак, девушка открыла входную дверь. Эбернети зашел за ней и кивнул, когда Тринкет, заметив фотографию Китнисс, вопросительно посмотрела на него.
“Да, это её дом.”
Мужчина потянул носом и заглянул на кухню, а Эффи не спеша поднялась наверх, осматривая каждую открытую комнату.
- Вот, что значит дом Сойки! Мой дом первым разнесли, а тут всего одна дыра в потолке! - пожаловался Эбернети, зайдя в спальню, где решила остановится Эффи. Он прошел в конец комнаты, присаживаясь на узкую кровать, бросая на комод наушники капитолийки, которые та забыла в поезде, на небольшой комод у противоположной стены.
- Здесь будет холодно ночью. Уверенна, что хочешь остаться тут?
- Да. Мне нравится, - она села с другой стороны кровати. - Хеймитч, расскажи о ней…
- О ней? - Хеймитч улыбнулся, но по-особенному, по-доброму. - Она себе на уме девица и никто ей не указ. Здесь появляется только, если ей что-нибудь от меня нужно. Засранка, я ведь жизнь ей спас, могла бы быть чуть благодарнее. Я видел её частенько, но познакомились мы на Играх… Сразу не понравилась мне…
Эбернети запнулся, наверняка, подумав о том, что было бы глупым рассказывать про Игры, но Тринкет натянуто улыбнулась, почти требуя продолжения. Ему вдруг показалось, что проблемы прошлых дней, по сравнению с насущными бедами не такие важные. Но он продолжил, иногда бросая взгляды на капитолийку.
Эффи сидела слегка раскачивалась взад-вперед, обхватив себя за локти, устремив взгляд в пролом в крыше, через который виднелись звезды - яркие, как рождественские огни. Она почти не слушала рассказ Эбернети.
Она надеялась, что Октавия и Цезарь тоже видят звезды в этот момент.
***
Утром она проснулась в его объятьях. Вспоминая вечер, девушка поняла, что не заметила, как уснула. А через несколько часов проснулась от дикого холода осенней ночи.
Эбернети сказал, что стук её зубов может разбудить весь Дистрикт, и укрыв старым одеялом, прижал к себе, отдавая часть тепла.
Её телефон вибрировал, тем самым возвращая Эффи в реальность. Выбираться из объятий Эбернети совсем не хотелось, но звонивший отчаянно не хотел сдаваться, и ей все же пришлось выскользнуть из дома.
- Тринкет? Во славу Панема, это ты? Сейчас, пару секунд…
Голос Фликермана можно было бы назвать обеспокоенным, но это всего лишь помехи в трубке. На самом деле, он почти в панике. Мужчина выскочил из одного угла своей студии в другой, намереваясь найти уголок потише. У него сегодня запись шоу, насколько помнила Эффи. На фоне взволнованного голоса, звучала заставка передачи, а ещё крики гримеров, сценаристов и операторов, требующих внимания Цезаря. Эффи представила, как ведущий отмахивается от них, как от мух и мчится к выходу. Она слышит, как хлопает дверь и как Фликерман тяжело выдыхает.
- Привет, - наконец шепчет она в трубку, улыбаясь. Её голос слегка хриплый, и от этого Цезарь беспокоится ещё больше.
- Куда ты исчезла? С тобой всё в порядке? Октавия тоже волнуется. Где ты?
- Всё хорошо, я с Хеймитчем, - она закусила губу, чтобы случайно не спросить “ты же помнишь Хеймитча?”. Присев на скамейку, девушка смотрела на открывшийся вид разваленного Двенадцатого.
- Он не… Не обижает тебя?
- Нет, Боже, Цезарь. Мы уехали на время, пока всё не утрясётся. Дома сейчас слишком опасно для меня. Я не думаю, что задержусь тут надолго.
- Значит, всё в порядке? - интересуется он, но уже без беспокойства в голосе.
- Да.
- Я так и знал, Эффи. Только прошу, не пропадай там надолго, ладно?
- Всё хорошо? Как Тави?
- Я не справляюсь, наверное. Ты нужна здесь.
- Что случилось, милый?
- Просто, ты единственная, кто согласится выслушивать это дерьмо, о котором я сейчас молчу. Так ведь всегда было, ещё до появления такой херни как “мёртвое сознание”.
- Правда? - с улыбкой переспрашивает она.
- Конечно. Мы звонили друг дружке и обсуждали всё, что с нами случалось в течении дня. Как дети. Всегда втроём, всегда ночью. Соседям иногда приходилось несладко.
Эффи смеётся, так, что мышцы лица сводит. Она говорит что-то вроде - жалко, что я не помню. А потом они молчат.
Эбернети проснулся в полупустой постели. Едва продрав глаза, снова тянется к карману куртки, где спокойно покоятся сигареты в смятой пачки, и выудив одну, закуривает.
Ему снилось она. Как и обычно. Во сне она спросила его, что он чувствует к ней. И он рассмеялся, а она заплакала. Он хотел, чтобы она наконец заплакала, чтобы вместе со слезами вытекли все её проблемы. Чтобы ей стало легче.