- Сопроводитель Дистрикта 12.
Изумленная, Эффи опустила глаза. Она даже не помнила что такое Дистрикт. Она смущенно пожала плечами, чуть морщась от боли. - Пусть будет так.
– У вас что-нибудь болит? - продолжил врач.
– Вот тут, – Тринкет указала на рану.
- Что ж, это нормально. Больше ничего? - девушка отрицательно покачала головой.
- Помнишь меня? - к разговору присоединился Хэвенсби. - Плутарх.
- Нет. Вы друг?
- Самый близкий. Особенно сейчас, - выдохнул мужчина.
Доктор записал что-то в блокнот. Лицо его оставалось бесстрастным.
- Можешь вспомнить последнее, что видела? - осторожно поинтересовался Плутарх.
- Помню как очнулась в этой комнате, больше ничего.
Плутарх встревоженно посмотрел на доктора, но тот лишь пожал плечами. Чуть позже, после всех вопросов и тестов, самый молодой из докторов, смущенно улыбаясь, прошептал Плутарху:
- Все её воспоминания стерты, её прошлое исчезло. Будем называть эту болезнь “мёртвым сознанием”.
Хэвенсби ещё раз тепло улыбнулся Эффи, только теперь уже не так радостно, и, попрощавшись, оставил её с сиделкой. Тринкет ощутила досаду, разглядывая своё отражение в окне палаты, чувствуя на себе взгляд молодой девушки. Она немного боялась, но всё же, привыкнув, стала расспрашивать Эффи. Каждый вопрос, будто бы гвоздь врезался в мозг бедняжки, вгоняя её в панику. Напоследок, сиделка улыбнулась, получив ответы, на свои вопросы (хоть они были и отрицательны, ей было жизненно важно удостовериться, что она не помнит), и осторожно поинтересовалась, какого это ничего не помнить.
Последний гвоздь вошел слишком глубоко, и паника сменилась ужасом. От осознания своей беспомощности, Эффи заплакала, ощущая леденящий холод где-то глубоко внутри. Её ужас был таким подавляющим, что она не могла произнести ни звука, только молча содрогалась всем телом, роняя нескончаемый поток слез на бинты.
Сиделка, заметив это, резко поменялась в лице, в два шага оказалась рядом, и, чуть обнимая девушку за плечи, стала успокаивать её, приговаривая, что это ничего страшного:
- Подумаешь, память, - она презрительно фыркнула, - многие в этом мире мечтают о такой привилегии.
От этих слов Тринкет немного успокоилась - ей не стало легче, но слезы перестали бежать ручьем с глаз.
- С ней что-то случилось, - тихо прошептала она в пустоту перед собой, а сиделка несколько раз моргнула, пытаясь уловить смысл сказанного, - и она погибла внутри этого тела.
Этой ночью Тринкет заснула от снотворного и проснулась на следующее утро с холодной пустотой внутри и полным отсутствием желания.
Физически она быстро шла на поправку, и ей разрешили встать с постели. Эффи долго не могла отойди от окна, рассматривая каждый миллиметр своего лица в его отображении, надеясь понять кто она или кем была когда-то. Свободная казенная одежда медперсонала не могла скрыть грациозности ее фигуры, светлые мягкие волосы кончиками касались небольших шрамов под ключицей, бледное лицо не выглядело больным, но эти факты не помогали вспомнить, и она решила бросить эту затею и больше никогда не пытаться.
Приняв эту мысль, смирившись с ней, девушка выдохнула, и, почувствовав пристальный взгляд на себе, улыбнулась мужчине, которого заметила у самой двери. Мужчина был взволнован и рассеян, но сразу повеселел, заметив улыбку Эффи.
- Тринкет, - прозвучал голос мужчины, затем она почувствовала себя в безопасности, когда он осторожно обнял её. Тогда ей показалось, что она вспомнила или была близка к этому. Но лишь на секунду, пока чувство безопасности не сменилось чувством гнева и недоумения.
- Представьтесь, - потребовала та, думая о том, что это самый бестактный, грубый, ужасный человек, ничего не знающий о манерах и правилах поведения, и которого она, по неизвестной ей причине, любит всеми клеточками своего тела.
Комментарий к Часть 3
Воот, жду отзывов, иначе снова заброшу месяца так на четыре (лис-вымогатель ликует внутри меня)
========== Часть 4 ==========
***
Солнечные лучи, пробираясь через тесные окна в комнате, освещали грубое лицо Хеймитча. Он проснулся. Нехотя перекатившись на бок, мужчина открыл глаза, осознавая насколько он, не хочет этого делать. Не хочет находиться в этой реальности. Эбернети просто лежал, истинно надеясь, что Эффи ещё не очнулась, или даже не была ранена вовсе. Когда в его голову пришла мысль о том, что её амнезия осталась далеко в его снах, он немного приободрился. Эта мысль ещё долго не отпускала его, он готов был поверить во что угодно, лишь бы с его капитолийкой было все в порядке.
Хеймитч решил, что пока Тринкет полностью не восстановится, он поживет в своей старой капитолийской квартирке. Ещё во время Игр он выиграл её в карты у одного чудика, и иногда оставался там на несколько дней, когда ему надоедала роскошь тренировочного центра. И сейчас, рассматривая полупустую комнату, он хотел думать только о том, как же поживают его гуси.
Мужчина приподнялся на локтях и бросил взглянул на часы. Девять утра. С трудом мужчина заставил себя встать с постели, привести себя в чувство и приличный вид, чтобы в очередной раз навестить Тринкет.
Собравшись, мужчина направился к станции, откуда шел транспортный поезд, прямой рейс к её больнице. Эбернети передвигался как-то по-особенному медленно, осторожно и не видя, куда, полностью погруженный в раздумья, смешно хмурясь. Очнулся на станции, откуда уже отъезжал небольшой вагончик, неспешно проходивший мимо платформы. Эбернети в последний момент сорвался с места, ворвался в вагон, чьи двери едва не зажали его ногу.
- К чёрту, - почему-то подумалось ему, и он снова начал думать о тех несносных днях с капитолийкой, не замечая вокруг себя ничего.
Если бы он мог, то написал целую книгу, или даже том, о поездах и перепалках с Эффи в этих же поездах. Нет. Она не была во всех его воспоминаниях, и точно не являлась частым гостем в его голове. Просто так вышло, что большую часть его сознательной жизни она была рядом.
- Я бы хотел тебя забыть, - думал мужчина, рассматривая проносящийся мимо пейзаж за большим окном вагона. – Но у меня никогда не получится.
С горем пополам, он добрался до больницы, и, по привычке, снова стоял у двери в её палату, не решаясь открыть её.
- Хеймитч? – послышался мягкий голос, и он нервно сглотнул, когда рой воспоминаний снова закружился в его голове. Её голос. Только она могла произносить его имя с ноткой восхищения и горстью отвращения. Он должна была это помнить.
«Хеймитч» кричали воспоминания, и каждый раз его имя звучало по-разному, только у Тринкет так получалось. Казалось, она успела вложить каждую эмоцию в это слово. Она не смогла бы этого забыть.
Эбернети вошел в палату. Девушка была в ужасном состоянии. Хоть больше и не рыдала, но глаза испуганно блуждали по пространству. Невыносимо было видеть в ее глазах это неподдельное недоумение. Нет. Она его не помнила.
- Эбернети, ты стал слишком стар, чтобы верить в сказки, - пронеслось в его голове.
Начиная с гнева, заканчивая неоправданным притяжением и даже любовью, Эффи каждый день наблюдала за Хеймитчем. А он, в свою очередь, всегда старался держаться рядом. Обычно, они молчали, изредка перекидываясь взглядами, думая о чем-то своём. Иногда она слабо улыбалась ему, но ничего не спрашивала, а он по-прежнему смешно хмурился, искренне надеясь, что когда-нибудь она все вспомнит и жизнь снова вернется в нормальное русло. Когда в палату заходили врачи, он требовал ответов, а она смотрела отсутствующем взглядом в окно, пропуская мимо ушей странные сложные термины.