Элейн подавилась, попыталась отпрянуть, но руки Эллена крепко прижали ее голову к своим лобковым волосам. Вода наполнила ноздри Элейн, когда она подавилась и, подчиняясь неуправляемому рефлексу, укусила. Отделенный член Эллена, откушенный у основания, спружинил внутрь, скользнув вдоль задней стенки горла и вниз, в трахею.
Элейн вырвалась из рук Эллена. Кровь и сперма наполнили ее легкие, извергнувшись изо рта непотребным фонтаном, в то время как ее голова устремилась на поверхность. Но, как ни отчаянно она боролась, вырваться на поверхность голова не могла. Возникла черная упругая пленка, отделившая ее от воздуха наверху, словно воск, покрыла ее лицо, затолкнула рвотную массу обратно в легкие.
Водоворот крови и семени всосал ее душу в теплую пучину.
Первым, что она услышала, стало монотонное "черт-черт-черт", — будто осенние листья царапали окно. Она почувствовала резкое давление на брюшную полость, — от извергавшейся изо рта рвоты. Она задыхалась.
Она открыла глаза. Пленка облегающей черноты исчезла.
— Черт подери, — сказал Блэклайт, вытирая рвоту с ее лица и ноздрей. — Никогда больше не пробуй этого в одиночку.
Элейн безмолвно глядела не него, в ее мозг возвращался кислород.
Возле нее на ковре лежала садомазохистская маска, — с обрезанными ремешками и шнурками. Прикрепленный к ней фаллосовидный кляп, почти перекушенный, был покрыт ее рвотой. Шипастый кожаный ремень, тоже изрезанный, намотался на маску.
— Боже! — сказал Блэклайт. — Ты сейчас в норме?
Он заворачивал ее в одеяло, заботливо подтыкая его. Где-то гудело, у нее в голове или в тазу, — точно она не знала. Память возвращалась.
— Мне снилось, что я мужчина, — сказала она, заставляя горло говорить.
— Верно, блядь. Тебе чуть не приснилось, что ты мертва. У меня в Наме был приятель, который занимался этой типа херней. Когда его нашли, он уже два дня как был мертв.
Элейн посмотрела вверх, на перекладину для подтягивания, приделанную вверху дверного проема ее прихожей. Кожаная маска с подбитой глазной накладкой и кляпом, — лишение чувств и чувственная извращенность, — отрезает от мира. Ремень был обернут вокруг ее шеи, свободный конец находился унее в руках, когда она оттолкнула табурет. Когда от недостатка кислорода она теряла сознание, пряжка ремня должна была ходить свободно. Однако пряжка сцепилась с группой пряжек садомазохистской маски, вместо освобождения почти задушив ее. Друзья, показавшие ей, как при помощи этой методики переживать видения внутренней реальности, предупреждали ее, но до сих пор проблем не возникало. Ничего тяжелее обратной регулировки устройства.
— Я услышал, как ты колотишь по полу, — пояснил Блэклайт, щупая ее пульс. Он был военным медиком, пока его не уволили по разделу восьмому, — а у грубого, подверженного приступам ярости медика ростом в шесть футов восемь дюймов будущего нет. — Подумал, что ты, наверное, с кем-то трахаешься, но были сомнения. Я взломал твою дверь.
Хорошенькое дело, — справиться с двумя замками и цепочкой, но Блэклайт был способен это сделать. Ее сосед по спаренному лофту уехал на прошлой неделе, а пиццерия на нижнем этаже переделывалась в вегетарианский ресторан.
Элейн могла бы пролежать мертвой тут, на полу, до тех пор, пока кости не отшлифуют ее кошки.
— Мне снилось, что у меня есть член, — сказала она, массируя себе шею.
— Может, тебе до сих пор снится, — ответил ей Блэклайт. Он посмотрел на свои руки и направился в ванную умыть их.
Элейн гадала, что он имел в виду, потом вспомнила. Она потянулась и щелкнула выключателем вибратора на гротескном дилдо, который застегнула на тазу. Закутавшись в одеяло, она бросила его к ногам и стала ждать, когда Блэклайт выйдет из ванной.
Избавившись от остальной одежды и помывшись, она надела кимоно из китайского шелка и отправилась искать Блэклайта. Она чувствовала легкое смущение. От дешевого героина в Наме до губительной "кислоты" в Хейте, — большую часть жизни с головой у Блэклайта было не в порядке. Он являлся более надежным доставщиком, чем колумбийцы, и старые связи давали средства к существованию ему и его вредным привычкам.
Блэклайт стоял в середине ее мастерской, — лофт был всего лишь одной большой комнатой с несколькими полками и стойками, разделяющими пространство, — рассеянно глядя на недописанный холст.
— Тебе стоит рассмотреть свою модель поближе, иначе у тебя получится урод. — Холст, размером в стену, некогда заказанный и так и не оплаченный стильным садомазобаром, впоследствии закрывшимся. Блэклайт указал. — Яйца не висят рядом, как тут. Одно болтается немножко ниже. Даже лесбиянке следует знать это.
— Она не завершена, — сказала Элейн. Она разглядывала мешочек с белым порошком, который Блэклайт положил ей на прилавок.
— Хочешь знать, почему?
— Что?
— Так они не стукаются друг о друга.
— Кто не стукается?
— Твои яйца. Одно проскальзывает мимо другого, когда ты сжимаешь ноги.
— Потрясающе, — сказала Элейн, окунув ноготь в порошок.
— Тебе это нравится?
— Про яйца. — Облизывая палец, Элейн почувствовала привкус кокаина.
— Необработанные перуанские калики, — заверил Блэклайт, забыв прежнюю тему.
Элейн поднесла ноготь к ноздрям на пробу. Звонкая горечь кокаина перебила остаточный запах рвоты. Клево.
— Это как инь и ян, — объяснял Блэклайт. — Добро и Зло. Свет и Тьма.
Сумасшедшего большого байкера не исправить. Он тер друг о друга свои кулаки. — Ты когда-нибудь слышала историю о Любви и Ненависти? — На суставах пальцев его правого кулака было вытатуировано ЛЮБОВЬ; левого — НЕНАВИСТЬ.
Элейн смотрела "Ночь охотника", и она не впечатлила ее.
— Унция?
— Большущая оу-зи. — Пальцы Блэклайта боролись друг с другом. — Им нужно держаться порознь, Любви и Ненависти, но они не могут удержаться от того, чтобы не сойтись и не попытаться выяснить, кто из них сильнее.
Элейн выдвинула ящик под телефоном и отсчитала купюры, отложенные заранее. Блэклайт забыл про свое подражание Роберту Митчему и принял деньги.
— У меня пять картин, которые надо закончить прежде, чем откроется мое шоу в Сохо, ясно? Это будет в следующем месяце. Сейчас конец месяца. Меня выебали в жопу, и у меня напрочь отсутствует вдохновение. Так что отвали от меня теперь и проваливай, хорошо?
— Только не перебери с этой херней, ладно? — предостерег Блэклайт. Он вытянул толстую шею, желая рассмотреть еще один недописанный холст. Он напомнил ему о ком-то, но он забыл, о ком именно, раньше, чем сумел сформулировать мысль.
— Твой мозг похож на твои яйца, ты это знаешь? — Он вернулся к теме последнего разговора, который мог вспомнить.
— Нет, я этого не знаю.
— Два куска вертятся внутри твоего черепа, — сказал Блэклайт, сцепив кулаки. — Они плавают в твоем черепе бок о бок, точно так же, как в мошонке проворачиваются твои яйца. Почему в твоем мозге две половины вместо одной большой глыбы, — как, например, в сердце?
— Сдаюсь.
Блэклайт помассировал кулаки друг о друга. — Смотри, так они не стукаются друг о друга. Их нужно держать порознь. Любовь и Ненависть. Инь и ян.
— Слушай, мне надо работать. — Элейн вытряхнула из мешочка на стеклянную поверхность журнального столика грамм порошка.
— Конечно. Ты уверена, что у тебя все будет в норме?
— Больше никаких острых безкислородных ощущений с маской. И спасибо.
— У тебя есть пиво?
— Поищи в холодильнике.
Блэклайт нашел "Санкт-Паули", и, клацнув, большим пальцем открыл пробку без резьбы. Элейн подумалось, что он смахивает на чернобородого вуки.
— Ты уже рассказал мне.
— Как говорится, каждый ловит кайф по-своему. Только не жми на газ, когда не готов.