Пуриали наслаждался своим триумфом. — Ты видишь, Кейн, какими бы исключительными не были твои способности, я знаю, что ты не обычный убийца и авантюрист. Я знаю, кто ты такой.
Колдун выразительно жестикулировал. — Кейн, сын Адама, рожденный Евой, ты в моей власти и моя власть единолична. В течение бессчетных веков ты следуешь своей проклятой судьбе, но с этой ночи ты будешь следовать только велениям моей воли. Я увидел твой жребий в звездах, и астрологические символы твоего рождения заточили тебя, бессильного, внутри пентаграммы.
— Очень впечатляюще, — признал Кейн. — Твоя работа сделала бы честь гораздо более опытному колдуну, чья мудрость непостижима никому в этом провинциальном болоте. Ты допустил всего несколько ошибок, но, к сожалению, это искусство не из тех, которые познаются через опыт.
Со временем даже звезды меняются, — пояснил Кейн, небрежно выступая из пентаграммы, — и ваши созвездия — не созвездия моего рождения.
Пуриали отпрянул, упершись в стену башни, в тщетном поиске пути бегства.
— И парадоксально, что тебе не известно, что Ева — лишь мачеха мне, — продолжал Кейн, протягивая к Пуриали руки, — ведь я серьезно подозреваю, что в твоих жилах есть капля моей крови.
Пуриали, пошли со мной.
4. Полная уплата
Тамаслей пробудилась от снов о Джосине и обнаружила Кейна сидящим возле ее кровати. Это зрелище было не из приятных, и, как бы защищаясь, она укутала одетые в шелк плечи меховыми покровами. Вспомнив про кинжал с узким клинком в ножнах, находящихся прямо за передней спинкой кровати, она вновь обрела самообладание.
— Чего ты хочешь, Кейн, — ее голос был удивительно ровным.
— Платы. Я выполнил свою часть нашего соглашения.
Тамаслей поворошила фитиль ночника, превратив его уютное сияние в яркий свет, разделивший комнату на тени. Фигура ее под полупрозрачным шелком была гибкой.
— Несомненно, есть доказательство? — глаза Тамаслей уставились на большую сумку, что принес Кейн. Ее кожаные складки выглядели слишком дряблыми, чтобы вместить те свидетельства, которых она ждала.
Тон Кейна был сух, но не содержал ни злобы, ни презрения. — Тамаслей, я отдаю их тебе в соответствии с нашим договором.
Он взял ее руку и уронил ей на ладонь несколько блестящих предметов.
Первая мысль Тамаслей заключалась в том, что это драгоценные камни, потом она увидела, что это нечто большее. То были четыре продолговатых значка, вырезанные из какого-то кристалла, похожего на гагат, размером приблизительно с первую фалангу ее большого пальца, необычайно тяжелые для своего размера и странным образом теплые на ощупь. Каждая содержала на плоской стороне резьбу, и каждая резная фигура отличалась от других: дракон, паук, змея и скорпион.
— Я не уверена, что понимаю шутку, Кейн. Я наняла тебя убить клан Варейшеев, и, пока ты не принес мне их головы в знак доказательства того, что выполнил наше соглашение, я настаиваю на том, чтобы дождаться новостей об их смерти, прежде чем выдам тебе плату.
Она ожидала возражения, но голос Кейна был терпелив. — Ты не просила меня убить клан Варейшеев, ты сказала, что желаешь купить их жизни. Ты выразилась предельно ясно.
— Раскрой смысл своей шутки, Кейн.
— Это не шутка. Ты заключила договор на покупку четырех жизней. Я забрал четыре жизни. Ты держишь их в своей руке: Венвор, Остервор, Ситильвон, Пуриали.
— Ты считаешь меня дурой! — Тамаслей украдкой потянулась к спрятанному кинжалу.
Кейн взял с ее руки значок с вырезанной на нем змеей и прижал ей ко лбу. На мгновение Тамаслей замерла, затем отшатнулась, резко содрогнувшись.
— Секрет почти утерян, — сказал Кейн, — но я считал, что ты понимаешь, когда соглашалась с нашим договором, и я забрал их жизни, как обещал.
— А что с их материальными телами? — Тамаслей более не сомневалась.
Кейн пожал плечами. — Бездыханная падаль. Может быть, их слуги сошлись на том, чтобы сжечь тела на погребальном костре из наворованных сокровищ, может быть, оставили их воронам. Остатки их жизненной силы заключены в этих значках.
— И что мне делать с ними?
— Все, что пожелаешь.
— Если я разобью значки?
— Их жизненная сила освободится и воскресит их прежнюю плоть, то, что от нее останется. Каким бы мимолетным не оказалось это переживание, приятным оно не станет.
Тамаслей поднялась с кровати и уселась за туалетный столик. Один за другим она бросала значки в ониксовую ступку, ожесточенно долбя пестиком. Под ее решительными ударами кристаллы дробились, резко раскалываясь на тысячи тусклых гранул. Звук их дробления походил на вопль страдания.
Закончив, Тамаслей, словно бы воскресив в памяти давний сон, вспомнила о присутствии Кейна. — А корона? — спросила она, придя в себя.
Кейн извлек из недр своей сумки корону Харнстерма. — Варейшеи в ней больше не нуждаются.
Тамаслей выхватила ее из его руки и уставилась в зеркало. Ее глаза горели, когда она взгромоздила корону на голову.
— Остается вопрос оплаты, — напомнил ей Кейн.
— Конечно! И ты убедишься, что я более чем щедра.
— Я требую только ту плату, которая была оговорена. Игра бессмысленна, если пренебрегать ее правилами.
Тамаслей отперла окованную железом дверь шкафа, тогда как Кейн раскрыл свою сумку. Друг за другом она их вытащила: четыре тугих кожаных кошеля, на каждом тяжелом кошельке было кровью написано имя. Друг за другом они исчезли в темных недрах сумки Кейна.
— Я хранила наготове эти сорок марок золотом, как обещала, для тебя, — пояснила Тамаслей. — Также я твердо намерена уплатить тебе за эту корону полную цену. Однако, на руках у меня недостаточно золота для оплаты по справедливости. Когда ты заглянешь ко мне завтра вечером, я полностью уплачу то, что ты заслужил.
Тамаслей рассудила, что к тому времени она сумеет найти с полдюжины достаточно умелых и гораздо менее дорогостоящих убийц, чтобы устроить Кейну ловушку.
— Корона в твоем распоряжении, — внезапно сказал Кейн. — Я почти уверен, Джосин желал, чтобы ты получила ее.
Он указал пальцем в недра ее шкафа. — Как только ты вытащишь фальшивые шляпки гвоздей слева непосредственно над и под средней полкой, замок на фальшивом дне откроется. Передай мне то, что ты найдешь внутри, в счет оплаты, и это интереснейшее задание будет выполнено.
Тамаслей гневно закусила губу, недоумевая, как Кейн узнал о секретном отделении шкафа. Но он был не так умен, как думал, ибо фальшивое дно не таило ничего по-настоящему ценного, — повезло, что Кейну не было известно о потайном местечке под камином.
К ее удивлению, пальцы сомкнулись на толстом кожаном кошельке. Она с изумлением вытащила его наружу. Это был массивный кошель, отягощенный золотом, точь-в-точь такой же, как те четыре. Тамаслей пялилась на него, вертя в руках.
На нем было имя, написанное кровью: Тамаслей.
Она вспомнила о кинжале с узким клинком возле кровати, потом увидела, что он находится сейчас в руке Кейна.
— Джосин знал, что ты посылаешь его едва ли не на верную смерть, — сообщил ей Кейн, подступая. — Прежде, чем отправиться, Джосин пришел ко мне, и мы заключили договор.
Лакуны
Они отдыхали в горячей ванне из красного дерева, так и не разомкнув объятья, над их телами с бульканьем плескалась вода. Элейн смотрела, как горячий водоворот подхватывал ленты ее семени, кружил их, словно выстрелянные конфетти, рассеивая в завихрениях.
"Я рассеялась", — подумала она. Элейн сказала: — Я чувствую себя родившейся заново.
Эллен поцеловал ее затылок и коснулся кончиками пальцев смягчившихся сосков. — Твои груди становятся такими полными. Ты используешь эстрогены?
Его опадший пенис, еще скользкий от вазелина, освобождаясь из жопы Элейн, пощекотал ее. Правая рука Эллена окунулась в теплую воду, выдавила из вялого члена Элейн последние капли оргазма. Он мягко перевернул Элейн, нежно поцеловал ее, — глубоко просунув язык ей в рот.
— Вот, — сказал Эллен, прервав поцелуй. Он надавил на плечи Элейн, побуждая ее скрыться под пенящейся поверхностью. Элейн согнула колени, нырнула в воду, кружащуюся водоворотом вокруг бедер Эллена. Когда Эллен сложил руки на ее голове, Элейн открыла рот, чтобы взять скользкий член Эллена. Когда она всосала его на полную длину, она почувствовала сладковатый привкус собственного говна. Внезапно разбухнув, член заполнил ее рот, твердея по мере того, как пропихивался глубоко ей в глотку.