– Постарайся об этом не думать.
– Ну да, – саркастически хмыкнул Шелк, – тогда к чему предостережение? Разве для того, чтобы о нем не думать?
Солнце еще не поднялось, а Сади уже возвратился в лагерь и теперь шнырял от палатки к палатке, приглушенно что-то шепча.
– Кто-то приближается, – сообщил он, отогнув полог палатки Гариона.
Гарион ужом выполз из-под одеял, и рука его автоматически стиснула рукоять Ривского меча. Но он тотчас же опомнился – ведь старый золотоискатель предупреждал, что здесь нельзя допускать кровопролития. Неужели именно это должно было произойти? Но чего ждут от них? Чтобы они соблюли запрет или преступили его во имя некоей высшей цели? Но времени раздумывать у него не было. Сжимая в руке меч, Гарион вынырнул из палатки.
С бесцветного неба струился холодный стальной свет – так часто бывает перед самым рассветом. Тени еще не появились, а под сенью развесистых дубов царила даже не мгла, а некий призрачный неверный полумрак. Гарион двигался стремительно и бесшумно, ноги его сами собой перешагивали груды мертвых дубовых листьев и сломанные ветви, усыпавшие всю землю под древними исполинами.
Закет уже стоял на холме с мечом наготове.
– Где они? – даже не прошептал, а выдохнул Гарион.
– Они идут с юга, – еле слышно шепнул Закет.
– Сколько их?
– Трудно сказать.
– Они пытаются подкрасться незамеченными?
– Непохоже... Те, которых мы увидели, легко могли бы укрыться за стволами, но они не таясь идут по лесу – вот и все.
Гарион пристально вгляделся в лесную мглу и наконец увидел их. Идущие облачены были в белое – то ли в балахоны, то ли в длинные халаты – и даже не пытались скрываться. Двигались они размеренно и неторопливо, держась друг за другом на расстоянии ярдов десяти. И то, как они шли, вдруг явственно напомнило Гариону уже виденное прежде...
– Только факелов не хватает, – сказал подошедший сзади Шелк. Маленький человечек говорил в полный голос.
– Тише, ты! – прошипел Закет.
– А с какой стати? Им прекрасно известно, что мы здесь. – Шелк издевательски хохотнул. – Помнишь остров Веркат? – спросил он у Гариона. – Мы с тобою полчаса ползали по мокрой траве за Вардом и его людьми, а теперь я совершенно уверен, что они все время знали об этом! Мы с таким же успехом могли бы просто идти за ними след в след – это только избавило бы нас от неудобств.
– О чем ты толкуешь, Хелдар? – хриплым шепотом спросил Закет.
– Просто это одно из тех самых повторяющихся событий, о которых рассуждал Бельгарат, – ответил Шелк. – Мы с Гарионом уже однажды видели точно такую же процессию. – Он горестно вздохнул. – Жизнь становится ужасно скучной – решительно ничего нового не происходит! – И, возвысив голос, он вдруг закричал: – Эй! Мы здесь! – Маленький драсниец явно обращался непосредственно к облаченным в белое фигурам.
– Ты спятил? – воскликнул Закет.
– Скорее всего нет, но ведь безумцы никогда наверняка не знают, безумны ли они, правда? Эти люди – далазийцы, а я сомневаюсь, что кто-то из далазийцев способен нанести обиду – с самого сотворения мира о таком не слыхивали.
Предводитель странной процессии остановился у подножия холма и откинул с лица капюшон своей белоснежной одежды.
– Мы поджидали вас, – объявил он. – Нас послала великая прорицательница, чтобы мы проводили вас в Келль.
Глава 4
С утра король Хева Драснийский пребывал в раздражении. Накануне вечером он подслушал разговор матери с посланником короля Анхега Черекского, и причиной для раздражения послужила дилемма морально-этического толка. Нечего было и думать о том, чтобы покаяться перед матерью в своем грехе, а иначе никак не найти повода обсудить с нею услышанное прежде, чем она сама соблаговолит заговорить об этом. Судя по всему, она вовсе не собиралась делать этого, и положение представлялось Хеве совершенно безвыходным.
Следует отметить, что Хева отнюдь не был одним из тех мальчиков, что вечно суют нос не в свое дело. И все-таки, как каждый истинный драсниец, он обладал национальной чертой характера, которую за неимением более подходящего термина именуют любопытством. Разумеется, все люди в той или иной степени обладают этим качеством, но у драснийцев любопытство в крови. Некоторые полагают, что именно это природное свойство помогло драснийцам стать лучшими в мире шпионами. Другие же придерживаются мнения, что именно потомственный шпионаж из поколения в поколение оттачивал это качество. Спор этот сродни дебатам о том, что появилось раньше: курица или яйцо – и столь же бессмысленный. Еще мальчишкой Хева частенько таскался хвостиком за одним из придворных шпиков – тогда и обнаружил он укромный чуланчик, примыкавший вплотную к восточной стене приемных покоев матери. Мальчик время от времени забирался туда, чтобы быть в курсе событий государственного значения, а также всего прочего, что представлялось ему любопытным. Он как-никак был королем и имел полное право все знать, а посему счел не лишним получать информацию и при помощи подслушивания, тем самым избавив мать от хлопотной надобности все ему пересказывать.
Последний же услышанный им разговор касался таинственного исчезновения графа Трелхеймского, его корабля под названием «Морская птица» и еще нескольких персон, включая сына графа Унрака.
Бэрака, графа Трелхеймского, в определенных кругах почитали неблагонадежным, а многие из тех, кто исчез вместе с ним, были и того хуже. Королей Алории крайне беспокоило то, что Бэрак со своей когортой гуляет на свободе в океане – а в каком именно, про то никому не ведомо. Это сулило массу неприятностей.
Но юного короля Хеву волновали не столько эти призрачные несчастья, сколько то обстоятельство, что закадычного приятеля Унрака взяли в плавание, а его самого – нет. Хеву терзала обида: королевское достоинство автоматически лишало его всякой возможности участвовать в предприятиях, хотя бы в малейшей степени сопряженных с опасностью. Все только и делали, что обеспечивали безопасность и неприкосновенность юного наследника престола, но сам Хева отчаянно не желал ни безопасности, ни неприкосновенности. И то, и другое сулило смертную скуку, а Хева был как раз в том возрасте, когда именно скуки больше всего хочется избежать.
Этим зимним утром, облаченный в красное с головы до ног, он шел по мраморным залам дворца в Бокторе. Остановившись перед большим гобеленом, он прикинулся, будто внимательно его изучает, – но, убедившись, что никто за ним не подсматривает – Драсния как-никак! – юноша скользнул за гобелен и очутился в том самом потайном чулане.
Его матушка как раз беседовала с надракийской девушкой по имени Велла и Ярблеком, злосчастным компаньоном принца Хелдара. При виде Веллы Хева всякий раз начинал нервничать. Она пробуждала в юноше чувства, с которыми он пока еще не умел справляться, и потому старался всячески ее избегать. А вот Ярблек его здорово забавлял. Речь его была грубовата и зачастую приправлена цветистыми ругательствами, значения которых Хеве знать не полагалось.
– Они непременно объявятся, Поренн, – уверял Ярблек королеву-мать. – Бэраку просто стало скучно, вот и все.
– Я не так переживала бы, если бы стало скучно лишь ему одному, – ответила королева Поренн. – Меня волнует, уж не началась ли настоящая эпидемия скуки. Соратники Бэрака – далеко не самые благоразумные в мире люди.
– Я встречался с ними, – хмыкнул Ярблек. – Похоже, вы совершенно правы на их счет. – Он прошелся взад-вперед по комнате. – Я прикажу нашим людям пристально следить за ними и доложить об их приближении, – сказал он.
– У меня самая лучшая разведка в мире, Ярблек.
– Может, оно и так, Поренн, но у нас с Шелком куда больше людей, чем у вас, – к тому же есть штаб-квартиры и резиденции в таких местах, о которых Дротик и слыхом не слыхивал. – Он взглянул на Веллу и спросил: – А ты хочешь вернуться со мной в Гар-ог-Надрак?
– Но ведь на дворе зима, – возразила Поренн.
– Оденемся потеплее, и дело с концом, – пожал плечами Ярблек.