Вторым моим гидом был Андрео, уроженец Пон Л'Аббе. Несмотря на все усилия родителей, он прекрасно говорит на их родном языке. Его родители общаются между собой только по-бретонски, по-французски говорят еле-еле, только в случае крайней необходимости, которая возникает редко. Поэтому сына, когда он был еще совсем маленький, они отдали в пансион и общались с ним как можно реже — пусть французский выучит, глядишь, человеком станет. И все-таки Андрео, уже будучи достаточно взрослым, заговорил по-бретонски, научился читать и писать, а потом стал одним из лучших студентов кельтского департамента. Сейчас он преподает бретонский в Пон Л'Аббе на вечерних курсах для взрослых.
Он часто сетовал на то, что многие из тех, кто учит бретонский, не могут или не хотят оторваться от французского — оттуда, по его мнению, и «химические» слова, и некрасивые фразы, похожие на подстрочный перевод с французского у многих пишущих по-бретонски.
«Вот если бы все учились бретонскому у Мари Подерс! — как-то сказал он и предложил: — Если будешь где-нибудь в наших краях, заезжай в Пон Л'Аббе, я тебя с ней познакомлю».
И вот, обойдя, кажется, всех пожилых родственников, мы с Валери, которая тоже не раз слышала о Мари Подерс, решили воспользоваться приглашением Андрео.
Город Пон Л'Аббе — «столица» Бигуденской области — находится в двадцати километрах от Кемпера, что по бретонским меркам довольно далеко. И дело даже не в расстоянии. Тех, кто проживает в деревнях и в рыбацких городках Бигуденской области, в окрестностях Кемпера считают иностранцами. У них другой говор, который в Кемпере понимают с трудом, другие привычки, другие костюмы. Особенно знаменит бигуденский чепчик — башенка из накрахмаленного кружева высотой сантиметров в тридцать. В отличие от головных уборов других областей, которые можно увидеть разве что во время фольклорных праздников и фестивалей, бигуденский чепчик еще носят многие пожилые женщины. Некоторые жалеют, что и эта деталь национального костюма скоро станет музейным экспонатом. Но, к сожалению, к современным условиям жизни приспособить чепчик вряд ли возможно. Он вполне уместен на голове хозяйки какой-нибудь лавки или небольшого магазинчика, которая редко покидает свой родной городок, но большинство современных женщин часто пользуются машиной или, на худой конец, общественным транспортом. В автобус в таком чепчике влезть еще, пожалуй, можно, но вот в машину… Я как-то спросила у Андрео — а как же бигуденки ездят на машине? Может быть, это для них специально придумали автомобили с окошком на крыше? Андрео задумался и ответил:
— Им скорее всего приходится наклонять голову набок. Но так ездить очень неудобно.
Большого труда стоит, наверное, водрузить такой чепчик на голову и прикрепить его шпильками как следует — ветер на бретонских побережьях так и норовит сорвать с вас одежду. А ведь таинство надевания чепчика повторяется каждое утро. Впрочем, для пожилых бигуденок это такая же привычка, как чистка зубов или застилание кровати. И многие с этой привычкой ни за что не могут расстаться.
Рассказывают, что одна бигуденка сломала правую руку, да так неудачно, что кости не срослись и рука навсегда осталась покалеченной. Бедная старушка уже не могла самостоятельно управляться по хозяйству, ей пришлось нанимать домработницу.
— Теперь вы, наверное, уже не будете носить чепчик? — спросили у нее.
— То есть как? — удивилась она. — Как же я смогу появиться на людях без чепчика — я буду чувствовать себя так, как будто я вышла на улицу голой!
И каждый день она продолжала водружать на себя чепчик одной левой рукой — у нее на это уходило не меньше сорока минут.
Бигуденок очень любят иностранные туристы, в последние годы заполонившие Бретань. В когда-то тихие рыбацкие городки каждое лето съезжаются сотни и тысячи отдыхающих со всех концов света. И чуть ли не каждый хочет сфотографироваться с бабушкой в высоком чепчике. Многим не нравится такое изобилие иностранцев, но что поделаешь, туризм — одна из основных статей дохода для сегодняшней Бретани. Бретонцы — люди практичные. Первое время бигуденкам не нравилось, что их фотографируют, как каких-то экзотических зверьков, но вскоре и они перешли на рыночные отношения, проникающие в самые глухие уголки Европы. И когда приезжие просили сфотографироваться с ними, бигуденки приветливо улыбались: «Конечно, конечно, двадцать франков за каждое фото!» (Точно не знаю, сколько сейчас они запрашивают в евро, но подозреваю, что чем дальше, тем выше становится плата: увы, с каждым годом бабушек в высоких чепчиках все меньше…)