— Когда встретимся, Федя?
ДРУЖБА — ДРУЖБОЙ
(Из писем Л. Макеева)
«Дорогая Танюша!
Как сложилась твоя семейная жизнь? Моя — хорошо. Нынешняя моя супруга Клавдия почитает меня, так что ты за меня не беспокойся.
Помнишь, Танюша, в то время, когда мы еще дружили с тобой, я подарил тебе рубиновое кольцо? Интересно, где оно сейчас? Мне сдается, что оно как раз налезло бы на безымянный палец моей преданной Клавдии.
Подарил я его тебе в свое время, потому что горячо любил тебя, и теперь, как ты сама понимаешь, весьма неуместно, чтобы кольцо оставалось у тебя. К тому же я человек семейный, и, если народ узнает, что ты щеголяешь в моем кольце, будет стыдно.
Кроме того, я подарил тебе, помнится, сарафан сорок восьмого размера, пятого роста. Все мои жены были именно такой величины, Клавдия у меня не меньше других. Верни, пожалуйста, сарафан, если он еще в приличном состоянии, что сомнительно, потому что ты сразу же стала активно носить его и в хвост и в гриву. Одеколон «Ландыш», конечно, оставь себе, о чем разговор!
Сам я возвращаю подаренные тобой солнечные очки. Одно стекло у них разбилось, но это не страшно. Тюбетейку, подаренную тобой, я уже износил.
Желаю тебе счастья в личной и общественной жизни!
Бывший твой Леонид».
«Уважаемый гражданин Макеев!
Никаких колец и сарафанов вы мне не дарили! Один раз вы мне подарили килограмм бананов и тут же их съели.
Я же вам подарила портфель «дипломат», шерстяной костюм и тюбетейку. Женщина я еще молодая и цветущая, и все это мне еще самой может пригодиться. Поэтому немедленно верни все по почте, окаянный!
Т.»
«Дорогая Танюша!
Если все, что ты пишешь, правда, в чем я сомневаюсь, значит, я тебя с кем-то перепутал. Поспрошай у своих подруг насчет кольца и сарафана.
По-прежнему желаю тебе счастья в личной и общественной жизни!
Макеев».
НЕКОММУНИКАБЕЛЬНОСТЬ
Позвонил мне Гена.
— Приходи, — говорит, — сегодня ко мне на свадьбу.
Заглянул я в газету. Вижу, сегодня вечером по телевизору будет концерт Гурченко.
«Гурченко или Кобзон? — задумался я. — Конечно, Кобзон».
— Не могу я к тебе прийти, — говорю Гене, — у меня желудочное кровотечение.
На следующий день позвонил Вася.
— Пойдем погуляем, — предложил Вася.
А по телевизору в это время «А ну-ка, девушки!».
— Извини, — говорю, — Вася, меня только что жена бросила.
И так каждый день. Звонят и звонят.
А потом перестали. Ни одного звонка. Иногда, правда, прачечную по ошибке спрашивали. И то хорошо — хоть поговорить можно.
Затосковал я. «И откуда, — думаю, — такая некоммуникабельность?»
Позвонил Гене.
— Гены, — говорят, — нет дома.
Включил я телевизор, а там, оказывается, в это время «Кинопанораму» показывают.
«Ах ты, негодяй! — думаю. — Знаю я, как тебя нет дома. «Кинопанораму» смотришь!»
Вдруг звонок. Снимаю трубку. Это Вася.
Растрогался я до слез.
— Спасибо, Вася, что не забыл меня. Что делаешь?
— Да ничего, — говорит Вася, — у меня телевизор сломался.
ДОБРО
Мог я сделать так, чтобы Егорову не дали квартиры, но не сделал. Мог очернить его в глазах начальства, но не очернил. Мог завалить его работу — не завалил.
Пришел я к Егорову и рассказал, чего я не сделал.
— А ты, — задумчиво произнес Егоров, — оказывается, негодяй.
Вот и делай после этого добро людям!
ИГРА
— Если угадаешь, в какой у меня руке бумажка, — сказал Коля Грише, — ты мне даешь щелчок, а не угадаешь — я тебе.
Гриша не угадал и получил щелчок.
Все засмеялись.
Потом Коля не угадал и получил щелчок.
Тоже посмеялись.
Вошел Николай Петрович.
— Перекур закончен, — сказал он, — все к синхрофазотрону.
ГРИША И АННУШКА
Узнал я, что происходит сейчас во всем мире экологический взрыв: кто собаку себе заводит, кто — кошку, а кто — ежа.
Человек я одинокий и тоже давно мечтал завести кого-нибудь, не век же одному вековать. Хотелось бы, конечно, собаку, но соседи по квартире не разрешили, да и поедает она много. И завел я себе муравья. Назвал его Гришей. Бегает он, рыженький, в спичечной коробке, шуршит лапками, делается у меня на душе спокойней. Сначала-то я равнодушен к нему был, а потом привязался, даже в театр взял его как-то с собой.
Гуляли мы однажды с Григорием в парке. Подходит ко мне мой сослуживец Прошин и говорит: