Л. Макеев».
ИНТЕЛЛИГЕНТ
Ко мне пришли гости.
— Сыграй что-нибудь, — попросил меня Пантелеев, когда увидел новое пианино.
— Не хочется.
— Сыграй!
— Не хочется.
— Ну, сыграй! — канючили гости.
— Не умею, — признался я.
— А зачем же пианино купил? — не унимался Пантелеев.
— Для сына.
— У тебя же нет сына!
— Нет, так будет.
«Ах, негодяй, — думал я о Пантелееве, — знал ведь, что я не умею на пианино играть, перед Леночкой хотел меня опозорить».
Подошла ко мне Леночка и говорит:
— Какой же вы, Федя, интеллигентный: даже играть не умеете, а пианино купили.
КАРЬЕРА
Подъехал я как-то утром к институту на своем новеньком желтом «Запорожце» и вижу: спешит на работу наш известный ученый Николай Николаевич Грушин, потом обливается. Смотреть на него жалко — совсем человек забегался. Подошел он ко мне, поздоровался приветливо за руку. Я даже удивился. Никогда раньше Николай Николаевич не замечал меня. Да это и понятно: он знаменитый ученый, а я кто?
— Давно «Запорожец» купили? — спросил Николай Николаевич, отдышавшись.
— Да нет, — засмущался я, — недавно.
— То-то я и не видел его. Ну, а вообще как жизнь?
— Да и вообще, — честно ответил я ему, — хорошо.
— А научные успехи как?
Потупился я. Не люблю таких вопросов.
— Скромные.
— Слышал, слышал, — оживился Николай Николаевич. — Вы знаете, что в моей лаборатории вакантное место есть?
— Как же не знать, Николай Николаевич!
Дело в том, что давно пустовало в его лаборатории одно заветное место с завидной зарплатой. Целый год подбирался на него достойный кандидат, но так и не подобрался. Я и кандидатом-то себя не считал никогда, я ведь скромный, но мечтать об этом, честно говоря, мечтал.
— Так вот, — продолжал Николай Николаевич, — мне кажется, что вы хороший человек.
Застеснялся я, хотел возразить, но не успел.
— И вы мне подойдете на это место. Беру.
Потрепал он меня по плечу и ушел. А я так и остался стоять на улице, обалдевший. Может быть, шутка такая? Да нет. Николай Николаевич шутить не любит, да и жестоко это. Чем же я заслужил такую честь? Может быть, Петухов ему обо мне что-нибудь хорошее сказал? Вряд ли. Может быть, Кутузов? Тоже нет. Может быть, Самаркин? Невозможно. Да никто обо мне ничего хорошего не скажет. Все мечтали попасть на это место. И тут я вспомнил: Николай Николаевич — заядлый шахматист, как и я. Вот для чего я ему нужен!
В первый мой рабочий день на новом месте Николай Николаевич спросил меня:
— Ты завтра утром до работы за мной заедешь?
— Конечно, заеду, Николай Николаевич.
Мне ведь нетрудно.
И стал я с тех пор привозить его на работу и увозить обратно. А как-то он сказал:
— Ты, Григорий, завтра отвези тещу на дачу.
— А как же работа? — не понял я.
— Какая тут может быть работа? рассердился Николай Николаевич.
Дураком я себя почувствовал. Действительно, ляпнул глупость.
Отвез я тещу на дачу, а потом регулярно стал отвозить и привозить ее. Жену Николая Николаевича по магазинам развозил. Детишек его надо в спецшколу подбросить? Надо. Им же через дорогу переходить. Уставать я стал очень. Нервы поистрепались: целый день за баранкой. Штрафовали меня часто, зато в институт только за зарплатой приезжал.
И все-таки взыграла моя гордость: кто я в конце концов — шофер или младший научный сотрудник? Заняться наукой? Но как-то отошел я уже от нее, забыл многое. А наука, говорят, еще дальше вперед ушла. Но все-таки гордость пересилила: решил вернуться к научной работе — товарищи помогут наверстать упущенное. Только вот как отказать Николаю Николаевичу в машине? Обидится. Думал, думал и придумал такую хитрость. Когда Николай Николаевич послал меня куда-то съездить, я затаил дыхание и прямо в глаза ему сказал, что продал, мол, «Запорожец».
— Зачем? — вскрикнул Николай Николаевич.
Потрясло это его очень, как будто я его машину продал.
— Буду на «Волгу» копить, — простодушно объяснил я.
— Так ведь ты при своей зарплате через тридцать лет «Волгу» купишь! — разъярился Николай Николаевич.
— А они, говорят, скоро подешевеют, — пошутил я.
Укоризненно посмотрел на меня Николай Николаевич, и стыдно мне стало. Нехорошо все-таки обманывать руководство.
— Может, в шахматы сыграем? — растерялся я.
Надо сказать, что нам ни разу не удалось сыграть в шахматы. Все дела, дела…