— Могу.
— Поздно, увидят. Прикуси язык и замри!
Высунув голову из окна кабины, шофер закричал:
— В сторону! Валяй в сторону! Я не могу остановить машину, — и катил прямо на человека с фонарем.
Сержант полиции вскочил на подножку машины. Стоявший посреди дороги жандарм едва успел отпрыгнуть.
— Ты чего не тормозишь? Слепой, что ли?
— У меня застыл аккумулятор, нет тока, я потом с места не тронусь! Хочешь, чтоб я тут у вас остался?
— Попадешь в кутузку, там и застрянешь!
— Не шутите, господин Мустяца, вы же сто лет меня знаете.
— Я теперь родную мать не узнаю! Останови машину!
— Не могу…
— А с тобой кто?
— Мой помощник, не узнаете?
— Явишься к фельдфебелю Стамате с этим типом вместе. К обеду! Составлю на тебя протокол, будешь знать… Это не игрушки! — и, ругаясь, спрыгнул с подножки.
Шофер вслед показал ему шиш и хитро подмигнул:
— Видал? Молокосос!
Остановились они где-то в долине Крикова, на другом конце города, и шофер с кривой улыбкой, еще не опомнившись после рискованной проделки, сказал:
— Ну и дела! Ты мне пел, напевал, даже голос сорвал. Чуть в дерьмо не попал! Так и не рассказал мне про вдову с вентилятором и кошечкой, как похвалялся… Надеюсь, нет у тебя охоты идти со мной в полицию? Да ну их к такой-то матери… А та улица неподалеку — иди назад и направо! И не шарь по карманам, я же знаю, что находит бедняк, когда сует в карман руку. У тебя есть дети?
— Нет.
— Ну, будь здоров! Я так полагаю, что при твоих делишках даже лучше, что некому по тебе слезы лить.
Он поглядел на шофера и улыбнулся. Он хотел поблагодарить его, но машина сорвалась с места и исчезла о густом снегопаде.
Улица Ренаштерей вся сплошь состояла из хибарок, утонувших в снегу, прилепившихся к склону обрывистого холма, ощетинившегося, будто еж, целым лесом вышек. Унылый пейзаж синел в первых лучах зари. Насосы пыхтели хором, будто стая железных удодов: пу… пу-пу-пу… Пу-пу… Эхо умножало этот ритмичный гул, обрушивая его со всех сторон на прижавшийся к земле городок. Сквозь взвихренный снегопад где-то вдали на серых склонах мерцали огоньки буровых.
Он нашел лачугу Архипа в самом конце улицы, в глубине двора, огороженного плетнем, что карабкался в гору к вышке.
Он постучал в окошечко, занавеска из грубой рыбацкой сети чуть отодвинулась, и наконец до него донесся шепот:
— Кто там?
Он ответил тоже шепотом:
— Я к Архипу.
— Нет его.
Наступило молчание.
Он снова постучал. В замке заскрипел ключ. Дверь слегка приоткрылась, и выглянуло испуганное личико молодой женщины.
— Вы его жена?
— Да, муж он мне.
— У меня срочное дело. Он ничего не говорил? Он должен был ждать меня.
— Не сказывал.
— Я всю ночь до вас добирался. Я Кенар. Неужели он ничего не говорил? Кенар! Мне нужно передать ему…
— Что?
— Не могу сказать. Мне надо с ним повидаться, тогда все будет в порядке… Не пугайтесь!..
Дверь распахнулась, и он вошел.
— Могу я подождать его?
— Где?
— Здесь.
— Нет.
— Где ж его искать?
— Понятия не имею. Кого еще знаете?
— Никого. Мне помог один шофер, наверно, он знает вашего мужа, но он уже уехал. Он привез меня. Я же вам говорю: я Кенар! Он не говорил вам, что ждет Кенара?
— Нет, не говорил.
Оба замолчали, пристально глядя друг на друга. Он дрожал от холода, и она предложила ему войти в комнату. Там было тепло, чисто. На железной кровати спал беленький кудрявый мальчуган. Женщина подошла к нему и заботливо укутала одеялом. Она была худенькой, маленькой и казалась совсем девочкой. Круглолицая, с большими карими глазами удивительной чистоты, с маленьким бескровным ртом и печальной улыбкой. Она наклонилась и разожгла в печке огонь.
— Присядьте и обогрейтесь малость. А потом идите. Нехорошо, если кто-то видел, как вы пришли.
— Никто не видел.
— Откуда вы знаете? Я приготовлю вам чай.
Он опустил сумку на пол, рядом со стулом, поглядел на спящего малыша, и на него пахнуло давно забытым теплом, согревшим вдруг его душу. Над кроватью висела свадебная фотография. Он тихо спросил:
— Это он?
— Он. Вы же сказали, что знаете его.
— Нет, я его не знаю. Должен был прийти его знакомый, но не смог. И послали меня. Он скоро придет?
— Он работал в ночной. Должен уже прийти.
— Если я его не увижу, то… — он хотел сказать, что случится беда, но смолчал, чтоб не напугать ее.
— Он ходит по вышкам, кто его знает, где он сейчас…
За окном стало совсем светло и, чтобы ребенок не проснулся, жена Архипа тихо задернула занавеску.