— Какая такая спешка у вас?
— Он знает. Я должен предупредить его. Речь идет о судьбе многих его товарищей…
— Вам спать хочется?
— Да, я даже не помню, когда в последний раз спал.
Она глядела на него и ждала, когда закипит чайник.
Разморенный теплом, он стал дремать. Он слышал, как она ходит по комнате, тихонько перекладывает вещи, а затем наступила тишина. Не было никого, ничего, только сон. Тихое дыхание ребенка и шипение кипящего чайника.
Вдруг он почувствовал легкое прикосновение к плечу:
— Вот, пейте, — сказала ему жена Архипа… — согреетесь. Я положила в чай кусочек айвы, нет у нас лимона, может, вам понравится…
Он взял кружку обеими руками и отхлебнул. Благодать! Женщина глядела, как он пьет. Ее большие грустные глаза, полные страха и сожаления, делали ее похожей на прирученную лань.
— А теперь идите. Я скажу, что вы искали его. Лишь бы ничего не случилось… Вы не можете мне сказать?
— Нет.
— Ладно. А теперь идите, Кенар, идите…
Неуверенными шагами он возвращался в город. Дорога, разбитая гусеницами тракторов, черная от нефти, вытекающей из проезжающих цистерн, вела к центру города, спускаясь в долину замерзшей речки. Из занесенных снегом дворов выходили спешащие на работу люди, стук паровых насосов все усиливался. Повсюду торчали нефтяные вышки: на склонах гор они, как черные скелеты, высились среди голых акаций. Рабочие в замызганных промасленных робах, казалось, вышли из недр земли вместе с потоками нефти. В утреннем воздухе носился резкий запах мазута, смешанный со сладковатым, приторным запахом минеральных жиров и бензина. То тут, то там на высоченных трубах горел факелами газ. А он все шел, пристально глядя на огонь, который сгонял с запятнанной белизны снега последние ночные тени. Он весь съежился в своей куцей курточке, втянул голову в плечи. Сзади он казался подростком.
Он спустился в глубокую долину с десятками черных вышек, похожих на обгоревший лес. Склоны долины были ободраны, словно их царапали гигантские когти. Внизу, на террасах, блестели нефтеналивные бассейны, подернутые застывшей на холоде коричневой пленкой. На гладких площадках, выдолбленных в склонах, высились пузатые резервуары, соединенные между собой черными трубами с огромными вентилями. Далеко, в самом конце долины, под несколькими примитивными котлами, инжекторы выбрасывали бурное пламя. Разинутая адской пастью, дымящаяся, как кратер, долина глухо стонала от напряжения. Людской муравейник кишел у буровых, длинными лопатами рабочие выгоняли мазут из бассейнов или раздували пламя под нефтеочистительными котлами.
По снегу, перемешанному с мазутом, тянулись от скважины к скважине толстые цепи, трубы и металлические рычаги. На котловину из-под грязных снеговых шапок распахнутыми глазами окон глядели сверху вниз несколько рядов покосившихся домишек. Одурев от газа, они готовы были скатиться по оголенному склону, разъеденному кислотами. Какая-то женщина у колючей проволоки, оцепившей долину, хрипло кричала: «Силе-е! Силе-ее!.. Силе-е!..»
Высоко у входа на буровую посверкивал бронзовый орел, распростерший крылья над большими желтыми буквами «Аквила».
— Эй ты, там! Стой!.. Слышишь, мелочь пузатая?.. Эй ты! Катись отсюда!.. Кому говорю?
— Это ты мне? — спросил он, с недоумением оглядывая верзилу в пастушьем тулупе.
— А то кому? Дяде?.. Убирайся отсюда!
— Погоди, мне очень нужен один человек… — пробормотал он и попытался объяснить, зачем пришел.
— Поищи на топке, кто там только не вшивается…
Сверху, из-за колючей проволоки, то затихая, то вновь набирая силу, хриплый женский голос выкрикивал вперемежку с рыданиями все то же имя:
— Силе-е!
Мороз смягчился, но ветер, что намел высоченные сугробы, играл на телеграфных проводах, как на струнах вконец расстроенной скрипки. Небо едва прояснилось, как опять стало затягиваться тучами. Городок притулился во впадине между холмами, укрылся снегом, как домотканым ковром из белой шерсти, по которому пробегала дрожь от тревожного напряжения недр.
На улицах было пусто. И только на перекрестке, из крытого грузовика один за другим выпрыгивали жандармы в голубых шинелях. Они усердно дули на сложенные ковшиком ладони и быстро-быстро топали ногами, стараясь согреться.
Он решил на всякий случай уклониться от встречи с ними и стал искать, где бы спрятаться. В двух шагах была корчма «Веселая похлебка». Он зашел туда. На двери висел колокольчик, натертый вощаной пол был обильно посыпан опилками. В чугунной печурке уже пылал огонь и стояла сковорода с мокрым песком. Эмалированная табличка, висевшая на трубе, гласила: «Фирма «Станой» делает всех миллионерами». Чуть ниже было дописано мелом: «Ежедневно суп из потрохов и вторые блюда».