— Вот так, дети мои, раз и два-а, раз и два-а, протянутая рука невесты на уровне сердца, кисть лежит на ладони жениха… Вот так!.. Ра-аз — два-а-а, ра-аз — два-а… Это, кавалеры и барышни, священный ритуал, в жизни человеческой, помимо рождения и смерти, это самое значительное событие… И ра-аз, и два-а! И ра-аз, и два-а! Послушай, девушка, не гляди на меня так, я нарядила тебя в мое подвенечное платье, которое сама никогда не надевала, я как-нибудь расскажу почему, будь собранней, торжественней, не смей хихикать, как дурочка!
Парочки, неуклюже подражали скользящим шагам преподавательницы, а он робко улыбался, поглядывая исподтишка на свою партнершу, забавно разряженную во все белое, с венком из пожелтевших от старости восковых цветов. И ему никак не отделаться от глупой улыбки, он краснеет и не может скрыть дурацкой радости, — глубокой и нежной.
Учительница продолжает двигаться по-паучьи, повторяя скрипучим, как у граммофона, голосом:
— И ра-аз, и два-а! И ра-аз, и два!! Чарльстон, дорогие мои, как и танго, вальс и фокстрот, хорош в любом случае, как до, так и после свадьбы, но свадебный танец — это свадебный танец! И вы не были учениками Эльвиры де Кокатрикс, если не вбили себе этого в голову… Так… так… так… Голову выше, еще торжественней, величественней, вот так, вот так…
И они уже у воображаемого алтаря, но в этот миг учительница щелкает костлявыми пальцами, останавливая их:
— Все, детки, теперь чарльстон, согреемся!
Тапер меняет пластинку, и из рупора граммофона раздается чертовски веселый ритм.
Парочки лихо отплясывают, лишь он один стесняется, слишком уж замысловат танец. Он держит в объятиях невесту, а она ужасно похожа на жену Архипа или это ему мерещится, нет, это именно она, и он видит ее сквозь туман, как во сне. Он никогда по-настоящему не дружил с девушкой, рад бы, да не нашел подходящей.
Он прижимает к груди невесту, а ноги у него словно свинцовые.
— Прошу тебя, я и танго не умею…
— Но я же тебя учила…
Он отводит ее в сторонку, где посвободней. И она следует за ним, держась за руку.
— Смотри: вот так, шаг влево, два направо, господи, ты же как булыжник…
И вдруг появляется тот чернобородый адвокат из вагона, в засаленном сюртуке, он торжественно целует ручку госпоже Кокатрикс и бормочет скороговоркой:
— Я изучал индуистскую философию, уважаемая госпожа, и римское право, и идеалистическую софистику, теологию, историю цивилизации и теорию относительности… Вы слышали про нее? Абсолютно новая проблема! Во всей округе лишь человек пять знают, с чем это едят, а у меня сия теория здесь, в кармане, я уже им говорил, что это со всех точек зрения добропорядочное предприятие, я говорю как юрист, я пользуюсь непреложными фактами, могу подняться на трибуну и долбить им из гражданского кодекса, вот так: ток, ток, ток… Никто не устоит против моего красноречия, это будет триумфом, хоть дельце-то мелковато, я стараюсь только для вас, из внезапного расположения к вам и к этим ребяткам, я прижал бы всех их к своей волосатой груди, я положу противников на обе лопатки, засыплю цитатами, я изучал даже историю костюма всех эпох и народов, у меня есть неопубликованный трактат об общественных банях и нравах римской империи, но разве они достойны? Думаете, эти кретины поймут хоть что-нибудь, сказал бы я вам, что надо сделать с ними со всеми! — и, оглядываясь вокруг, адвокат оттащил учительницу в сторону и скорчил страшную рожу, но слов его уже не слышно, можно только догадываться…
А он просыпается в доме адвоката от пощечины. Здесь он никогда не бывал, и сам не знает, как попал сюда, но тут тепло и он может поспать, наконец может поспать. Но бородатый адвокат тараторит без умолку, а у его ног трется, сонно мурлыча, кошка.
— Моя миссия состоит в том, чтоб защитить тебя, хоть черт его знает зачем ты суешься в подобные дела… У меня классическое образование, дружок, я непревзойден в римском праве, соперников у меня нет, ты еще молод и услышишь обо мне, не каждому выпадает счастье быть моим подзащитным!
— А я не нуждаюсь в вас, не хочу, чтобы вы меня защищали. Есть кому меня защищать!
— Что ты говоришь, цыпленочек? Я защищал и госпожу Эльвиру Кокатрикс и выиграл с блеском, я их утопил в науках, хоть они ничего и не поняли, эти кретины, сказал бы я тебе, что нужно делать с ними, со всеми, — смотри, это не чета вашим игрушкам!.. — Он подходит к шкафу, с опаской оглядывается вокруг, затем распахивает дверцу, а на полках полно бомб. — Вот эта! — Берет в руки бомбу, у которой дымится фитиль. — Бомба! Вот что надо! Он кладет ее на место, из шкафа вырывается дым, как из печки, а адвокат, усевшись по-турецки на диване, вытаскивает из кармана пиджака листки бумаги, похожие на поминальные списки.