— Мы поспим, погоди немного, но разве ты не видишь? Мы поменялись ролями. Эта зверюга думала, что сведет с ума меня, а теперь я сам извожу ее… Зеваешь, падаль, а? Челюсти трещат от зевоты, но так и знай, я не дам тебе спать. Лопни я на этом месте, не дам!
— Уж не свихнулся ли ты, дружище? Только полоумные слышат псов преисподней и сами начинают лаять…
— Да, я свихнулся.
— Так скоро?
— Скоро, говоришь? Тебя бы на мое место… Поглядел бы ты на того, кто считает себя жестянкой и тарахтит до сих пор в желтом доме, а когда видит собаку, как сказал дрессировщик, быстро-быстро роет яму, лезет в нее и засыпает себя землей?! Вот тебе жестянка, на! — и изо всех сил он швыряет алюминиевую миску об стену камеры.
Пума испуганно вскакивает. Миска катится по полу, грохоча, как жестянка.
Он вздрагивает. Лежащий рядом пес пытается высвободиться из-под его руки. Лист жести сорвался со столба и напоследок громко стукнулся об стену. Он машинально гладит по спине испуганную собаку, успокаивает ее. Хочет сказать ей что-то важное, но снова засыпает. Сухие кукурузные листья шуршат, словно бумага, у него под ухом, и кажется, будто ветер листает перепутанные страницы древней книги.
И вот, повиснув между сном и явью, между жизнью и смертью, он видит, что святая Пятница спустилась с небес в образе той толстухи — корчмарши, пристроилась где-то рядом и читает список должников, а заодно и все их грехи. Ее голос повелительно гремит среди порывов вьюги:
— Ты грешник, не имеющий себе равных, раб мой, Добрика Опря, это говорю тебе я, святая Пятница, ты отрекся от меня и переметнулся к тем, которые глумятся надо мной и не молятся. Ты не чтишь святынь, поэтому я хочу, чтобы ты промерз до костей и острее почувствовал бич пламени и жар адской смолы…
И толстуха с сияющим нимбом над головой, укутанная в семь шуб, хохочет и ухает, обходя заснеженную вышку и возвращаясь, чтобы перелистать свою книгу из кукурузных листьев и потрясти то, что еще осталось от вышки, ввинченной в буран. И сквозь свинцовый сонный туман Добрика видит у ног святой Пятницы двух откормленных, свернувшихся клубком собак, которые издевательски скалятся и бьют по кукурузным снопам толстыми короткими хвостами, как дубинками.
Одна из них Пума, а вторая Цумпи. Они похожи как две капли воды, только у Пумы нижняя челюсть вывихнута и висит, как приставленная, а глаза тусклые, мертвые, в то время как глаза Цумпи сверкают в темноте, горят зеленым фосфорическим светом. Святая Пятница хихикает, икая, отбрасывает книгу и спускается со своего трона из кукурузных початков, скачет вприпрыжку вокруг разбитой вышки, беспрестанно дуя в кулаки и хлопая себя по бокам, чтоб согреться. Но внезапно на засыпанном снегом кладбище появляется вереница людей с горящими факелами, и святая убегает, и следом за ней собаки, и все растворяется в снежной круговерти.
— Ты что делаешь, Добрика, с кем разговариваешь?
— Со святой Пятницей.
— И что она тебе сказала?
— Что я связался с грешниками.
— А ты?
— Я? Что я мог ей ответить? Разве можно ее убедить в чем-нибудь? У нее свое, у нас — свое… Но почему не пришел Архип? Ты послал меня к нему, а, видишь, он не приходит…
— И ты все еще ждешь его?
— Что же мне делать? Жду!
— Жди его, парень, он придет, должен прийти.
— Да, но я замерзаю.
— И мы тоже. Не видишь, что ли, какие у нас выросли на бородах сосульки?..
— Оставьте мне хоть один факел.
— Какой факел? Ты что?
— Вот он, горит…
— Это не факелы, это свечи…
— А зачем они вам?
— Тебя провожаем.
— Куда?
— Ну, куда-нибудь…
— Я не могу идти, у меня ноги опухли… Я набегался, обморозился… Да и плоскостопие у меня…
— Да, но ты умеешь летать.
— Умел, когда был маленьким… А теперь разучился… И велосипед поломался…
— Ничего, починят…
— Зачем чинить?.. То есть хорошо, что починят… Как хорошо, что его починят! Я поеду на велосипеде в долину за улитками… Вы туда меня и провожаете?
Треск сломанного дерева, опрокинутого бурей где-то поблизости, вырывает его из объятий мертвого сна. Пес испуганно вскакивает и теснее прижимается к его руке, мелко дрожа, словно его трясет электрическим током.
— Эй ты, что ты там делаешь? Кончай наконец, уже и ночь прошла, а мы не сомкнули глаз!
— Погоди немного, сейчас, дай собраться с силами. Как думаешь, легко ли с собакой покончить?