— А ведь сырое мясо!
— Это и хорошо. Лучше совсем сырое или уж прожаренное как надо. А если ни то ни се — так пусть его будайские барышни кушают. У них желудок все выдержит.
Татарский бифштекс съели; Варью наполнил стаканы, они выпили.
— Хоть этот «Радебергер» и лучше кёбаньского пива,— сказал Йоцо,— а как вернешься домой из двух-трехнедельной поездки, так ждешь не дождешься, чтоб выпить кружку отечественного.
— Слушай, а там что люди жрут?
— Где?
— Да у этих итальянцев и французов?
— Все. У них там отличная есть жратва. На побережье в основном рыбу едят и всякие чудеса в решете. Вроде осьминогов, например, или ракушек, морских ежей. Осьминоги мне не понравились. Все равно что хрящ в холодце. Никакого вкуса. А из ракушек я только устриц есть могу.
— Их пекут, устриц?
— Нет, сырыми едят. Капнут на них лимона и глотают.
— Ну и как?
— Мягко, скользко, но вкусно. В печеных ракушках песку много, так и скрипит на зубах. Рыба вкуснее всего. С красным вином. Жареную рыбу они готовят отлично. Попадешь в какую-нибудь паршивую корчму, грязную, заплеванную, а все равно несут тебе на подносе несколько рыбин: мол, которую изволите? На какую укажешь, ту и приготовят. И кухни отдельной нет — рыбу тут же жарят, на очаге. Угли там раскаленные, кругом старые сковороды, медные, чугунные. Кастрюли... Жареная рыба — отличная. Жареная рыба с вином — лучшего нечего и желать.
— Хорошо тебе...
— Хорошо? Может, и хорошо... Только если ты все время в дороге, так обязательно у тебя в душе какое-то беспокойство скапливается. На дороге ведь все может случиться. Мотор сломается. Переправу закроют, или дорогу, или фирма начнет придираться. В мире теперь столько всего... Недавно вот в Италии прилип ко мне какой-то серый автомобиль. В нем — четверо. Два дня не отстают: то впереди, то сзади. Я встану и они встанут. Я поеду — и они поедут. Зайду в бистро кока-колы выпить — двое тоже заходят, пьют кока-колу, а другие двое в машине ждут. Не знаю, чего они хотели. Жуткий был рейс, нервы у меня в тот раз на пределе были.
— И чем кончилось?
— Ничем. На третий день они меня вдруг обогнали и ушли этак на ста сорока — ста шестидесяти. Так я и не понял, в чем дело. Может, спутали с кем-то. У них ведь, что ни день, взрывы; не поймешь, что и делается.
Варью долго размышлял; потом снова взял кожаную куртку, ощупал ее.
— Не мало — семь сотен?
— Надень-ка ее.
Варью встал, поднявшись над перегородками, разделявшими боксы; люди за столиками оборачивались, смотрели на него. В кафе было дымно, шумно. Да и жарко, хотя двери на улицу были распахнуты и вовсю работала вентиляция. Варью надел куртку, расправил плечи, поднял руки.
— Точно по мне. Словом, не останешься в накладе?
— Нет. Я три куртки привез, две уже загнал по две тысячи за штуку.
— Неплохой бизнес.
— Для тебя — неплохой. Для меня это не бизнес. Просто подвернулись под руку, я и купил: не пропадать же валюте. А если б я бизнес хотел делать...
К столу подошел низенький, смуглый парень.
— Привет, Йоцо. Вижу, вернулся, — сказал он, вежливо улыбаясь. Даже слишком вежливо.
— Выпьешь с нами пива? — спросил Йоцо.
— Спасибо, ухожу... Как раз собрался идти — и тут тебя заметил.
— Жаль. Я бы охотно выпил с тобой по кружке.
— Спасибо. Я знаю, ты добрый парень. Да идти надо. Отдыхай после дороги. Привет!
Все еще улыбаясь, смуглый парень отошел от стола, потом вдруг остановился, словно что-то вспомнив. Медленно повернулся и, опершись на стол, наклонился к самому уху Йоцо.
— Травки не привез?
— Нет. Ты же знаешь, Рафи, травку я никогда не вожу. Не сердись.
— Ну что ты! Я думал, может, так, для смеху, чуть-чуть. Нет так нет.
— Рафи, ты ведь меня знаешь...
— Знаю... О’ кей... Я ведь не потому... Да она мне и не нужна, не думай. Зачем мне на свою голову приключений искать?
— Я и не думаю, Рафи. Будь спокоен.
— Спасибо, Йоцо. Привет,— сказал смуглый и ушел.
Йоцо некоторое время задумчиво разглядывал свой стакан: тот был пуст. Сообразив наконец, что нужно делать, Йоцо взял бутылку и с пониманием дела наполнил стаканы. К столу подошел официант, поднял свой стакан.
— Будем здоровы!
Выпили. Официант наклонился над столом, взял пустую корзинку из-под хлеба, доску и тихо сказал, обращаясь к Йоцо:
— Ты этого, улыбчивого, остерегайся. Он уже на крючке, недолго ему плавать. Я видел, как он на тебя наседал.
— Спасибо, Тоти. Рафи ничего в этот раз не просил: только поздоровался, улыбнулся и ушел. Да у меня и нету ничего. Даже сигарет не привез. Зачем! И здесь купить можно.