Наши дни
Я говорю, что собираюсь пробежать десять миль, но в итоге пробегаю тринадцать, сохраняя свой темп долгим и медленным. Я собираюсь выкинуть эту чёртову девчонку из головы. Это утро было полным отстоем. Оно было самым отстойным, что было за долгое время. Это было полной противоположностью прошлой ночи.
Прошлой ночью было всё, как и должно быть, быть с Эдди после многих лет мыслей о ней. Я всё ещё чувствую её запах. Я всё ещё ощущаю её вкус на своих губах.
Часть меня думала, что, наконец, обладание ею утолит мою жажду в ней. Я думал, что это позволит мне встряхнуть её, заставит меня, наконец, хотеть её меньше. Так было с каждой другой девушкой, а их было много.
Я пытаюсь убедить себя, что Эдди ничем не отличается от любой другой девушки. За исключением того, что я не настолько глуп, чтобы поверить, что это правда. Правда в том, что она не должна быть с кем-то вроде меня, и мы оба это знаем. Это погубит её, разрушит её карьеру. И я ей не подхожу, такой же ущербный, какой есть.
Когда я возвращаюсь, Грейс уже ушла, а Эдди развалилась на диване, допивая последний бокал чего-то, похожего на вино.
— Ты вернулся, — говорит она без энтузиазма, и это сразу же задевает меня за живое. Интересно, разговаривали ли они с Грейс о том, что произошло, и я внезапно начинаю защищаться.
— Жаль разочаровывать.
Эдди садится на диван, её телефон в руке, палец на экране прокручивает то, на что, чёрт возьми, она смотрит. Меня раздражает, что она не кладёт трубку, учитывая тот факт, что мы не сказали друг другу больше пары слов с тех пор, как это случилось, и я подумываю вырвать телефон у неё из рук и выбросить его с балкона. Но я этого не делаю. Вместо этого я молча поздравляю себя с проявленной выдержкой.
— Ты хочешь поговорить о том, что произошло? — спрашиваю я. В моём голосе есть резкость.
Эдди смотрит на свой телефон, очевидно, считая, что переписка или общение в социальных сетях важнее, чем смотреть на последнего человека, с которым она переспала. Она пожимает плечами.
— Не совсем, — говорит она ровным голосом. — Всё так, как ты сказал. Этого никогда не было.
Мне хочется накричать на неё, схватить за руки и встряхнуть, сказать, что этим утром я имел в виду совсем не это. Вместо этого я говорю:
— Хорошо. Этого никогда не было.
— По рукам, — говорит она, не поднимая глаз.
— Договорились, — я пересекаю гостиную и иду по коридору, чертовски раздражённый этой девчонкой. Я окончательно хлопаю дверью спальни.
Разговор окончен.
Это самая глупое противостояние на свете. Мы с Эдди целую неделю разговариваем друг с другом отрывистыми фразами, избегая зрительного контакта на всех возможных мероприятиях — интервью, на которые я сопровождаю её, благотворительное мероприятие, возвращение в студию звукозаписи несколько дней подряд, где я её больше не жду. Вместо этого я высаживаю её и забираю, когда она закончит, поскольку реальной угрозы безопасности нет. Я прославленная няня, только гораздо менее знаменитая.
Поэтому, когда Эдди выходит из своей спальни в самом крошечном из платьев, белом, едва прикрывающем её задницу, и на золотых каблуках, из-за которых её ноги кажутся длиной в милю, я чуть не падаю:
— Куда, чёрт возьми, ты идёшь?
— Гулять, — отвечает она. — У моей подруги Сапфир день рождения.
— Вот так одета, — категорически отвечаю я.
— Да, вот так одета, — говорит она. — Это просто день рождения.
— Не для тебя, не в этом, — отвечаю я вполголоса. Я даже не уверен, что она меня слышит, пока она явно не ощетинивается, отвечая жёстким тоном.
— У тебя есть какие-то возражения против того, что на мне надето?
Я глубоко вдыхаю, пытаясь сохранить самообладание, но едва могу сдерживаться, когда речь заходит об Эдди. Я пытался быть разумным, пытался не вести себя рядом с ней как изголодавшийся по сексу лунатик, но это невозможно, особенно когда она выходит из спальни в таком виде… ну, этом. Я стою рядом с ней, глубоко вдыхая её запах.
— С таким же успехом ты могла бы быть голой, — говорю я серьёзным голосом.
Её челюсть сжимается.
— Ты не имеешь права решать, что я ношу или не ношу, — говорит она. — Я выйду в стрикини (прим. перев. — наклейки для защиты сосков во время загара в солярии и, возможно, аксессуар к наряду для сексуальных извращенцев) и стрингах, если захочу. И я иду гулять со своими друзьями.
— С какими друзьями?
Единственная причина, по которой она встречается с друзьями — это позлить меня. В таком наряде это определённо работает. Я разрываюсь между желанием придушить её и желанием задрать край платья, которое на ней надето, и перекинуть Эдди через колено. В моей голове вспыхивает образ: она склонилась над моей ногой, голая задница в воздухе, и, клянусь, мой член тут же становится твёрдым как камень.