Кероглу

— Что же, ашуг, — сказал Хасан-паша, — пока у меня есть хоть одна из этих примет, а девять других ты еще увидишь. Сейчас я поведу тебя к Гырату. Посмотри, скажи, тот самый это конь или нет?

Услыхав это, Кероглу прижал к груди своей саз и пропел:

Тоска моя, мой свет далекий,
Гырат, живой ли ты еще?
Дают в конюшнях у Хасана
Тебе овса, воды еще?

Тебя ль попоной украшают
И чашу залпом осушают?
А может, саблей сокрушают?
Шаги твои тверды еще?

Ты, Кероглу, душою щедрый,
Умей постичь — кто друг, кто недруг.
Эйваз, Гырат, в каких ты недрах?
Где мне искать следы еще?

Поднялся Хасан-паша и сказал:

— Пойдем, ашуг!

— Пойдем, паша? — ответил Кероглу. — Но я ставлю свое условие. Пойдемте все к конюшне. Я спою одну из песен Кероглу, а вы смотрите в щелки. Если мое пение и музыка успокоят коня, тогда я войду. Если ж нет, хоть казните меня, а входить к нему я не стану. Уж я-то его повидал раз, и знаю!

Паша согласился. Кероглу впереди, гости за ним двинулись к конюшне.

Хотя Хасан-паша и согласился на условие ашуга, но исподтишка кивнул своим гостям — как только, мол, он мигнет им, они должны втолкнуть пришельца в конюшню и запереть двери. Пусть хоть из страха, а вылечит он коня.

Подошли все, наконец, к дверям конюшни. Заглянул Кероглу в щель и видит, клянусь аллахом, Гырат, как будто почуял его. Уставился прямо на двери и смотрит так, что душу переворачивает. Отошел Кероглу поскорей от двери и сказал:

— Ну, паша, теперь я спою и сыграю, а вы следите за конем.

Гости паши, словно пчелы, облепили все щели.

Кероглу запел:

Нашей отчизны родной удальцы
Смелы в сраженьях с врагами бывают.
Головы сложат, но не побегут,
В бликах победы их знамя бывает.

Дом не поставят на выступах скал,
Трус оскорбленьям вовек не внимал.
Волком не станет трусливый шакал,
Но и волчата волками бывают.

Выйдет на битву отважных отряд,
Сабли у пояса солнцем горят,
В бегство тотчас же врагов обратят,
Как Кероглу, смельчаками бывают.

Едва Гырат услышал голос Кероглу, как чуть не опрокинул конюшню. Так заплясал, так забил копытами, что не передать. От радости и Хасан-паша не оставил на своих гостях живого места. Кого толкнет, кого щипнет, кого ногою пнет. Не успел Кероглу кончить песню, как Хасан-паша кинулся к нему:

— Ну, ашуг, скорей входи в конюшню. Я озолочу тебя. Теперь Кероглу узнает, чего мы стоим. На каждые пять слов, что будет он петь о себе, десять споет о нас.

Словом, отперли двери конюшни и втолкнули Кероглу к Гырату. При виде Кероглу Гырат заржал так, что содрогнулись горы и скалы. Взыграло сердце Кероглу, прижал он к груди саз и запел:

Из Ченлибеля я к тебе пришел!
С горящим глазом, мой Гырат, приди!
Я в сталь одет, в железо я одет.
С блестящей шерстью, мой Гырат, приди!

К утру ли хватит для тебя зерна?
И подошли к седлу ли стремена?
Меня повергли в гнев, душа темна.
С горящим глазом, мой Гырат, приди.

Мой конь, ты скачешь, прыгаешь, летишь.
Остры и чутки уши, как камыш.
Ты — непродажен, ты, как солнце рыж.
С горящим глазом, мой Гырат, приди!

Кончил петь Кероглу, отложил саз в сторону. Обнял, поцеловал коня в морду, в глаза и, как говорится, облизал его всего, точно соль. А Гырат, тычась мордой в грудь Кероглу, обнюхивал его, как корова своего теленка.

Кероглу точно вдруг очнулся ото сна. «О неразумное сердце, — сказал он самому себе, — что ты делаешь? Ведь ты среди врагов. Ты выдаешь себя».

Бросился он к дверям и сказал:

— Паша, отойдите, станьте поодаль, а я выведу коня, проведу, пусть подышит воздухом, а потом вручу узду вам. Только помни, Хасан-паша, ты обещал отблагодарить меня так, чтобы я остался доволен.

— Не беспокойся, ашуг! — ответил Хасан-паша. — Я утоплю тебя в золоте. Но, подожди, пока мы не отойдем, не выводи коня, а не то он натворит беды.

Впереди Хасан-паша, следом остальные гости бросились наутек. Куда? Прямо на крепостную башню. Уселись они там и стали ждать. Когда все разбежались, осмотрелся Кероглу, нашел седло, положил на спину Гырата.

Оставим Кероглу седлать коня, а всех пашей в ожидании. О ком бы мне рассказать вам? О плешивом Хамзе!