— Привет больным! — обычно еще на пороге раскланивался он.
— Здравствуй, — неохотно отвечала Тамара. — Проходи, проходи, не напускай холоду!
— Ладно уж, раз приглашаешь…
Игорь, посмеиваясь, раздевался, потом долго шарил по карманам и, наконец, выуживал крохотный помятый кулек.
— Это вам, любезная хозяюшка!
— Спасибо. Не нужно… — отказывалась она, а про себя добавляла: «Для Симочки своей прибереги!..»
— А может, возьмете?
Тамара разворачивала кулек, на дне его — единственная конфета «Белочка».
— Остальное съел, конечно?
— Как можно, Тамара Алексеевна? Целехоньки!..
— Ну так давай.
— Нет. Один уговор… Сначала, значит, мы с Павлом по маленькой…
— Понятно. Опять водка? — Тамара делала шаг к вешалке, где оттаивало заиндевевшее пальто Переметова, бралась за карман.
— Да погоди, Томка, не забирай!.. На твои конфеты!
Несмотря на яростное сопротивление гостя, сильная Тамара все же завладевала бутылкой и прятала ее.
— Если надо, сама куплю. А со своей не приходи! Понял?
За ужином скрепя сердце она все же выдавала мужчинам по рюмочке.
При появлении Переметова Павел преображался. Он вскакивал с излюбленного места возле окна, за которым день-деньской синевато-белой пеной сугробился легкий снег, и, чуть прихрамывая, начинал беспокойно кружиться по комнатушке.
— Рассказывай же… Ну, рассказывай!
Игорь садился на бабушкин сундук, обитый блестящими жестяными полосками, и добросовестно выкладывал все заводские новости.
Разные это были новости. Табельщица Любка Федорова замуж выскочила за молодого специалиста-москвича. Радехонька и уже зазналась. На участке Павлова поставили новый фрезер: снабжен электронным устройством. Матч по хоккею все же продули кузнецам. Юрку Аксенова — три прогула подряд — разбирали вчера на комсомольском бюро, влепили выговор…
А однажды Игорь рассказал про случай со сталеваром Разиным. И после этого Тамара с Павлом чуть ли не вконец разругались.
Разина Тамара знала, видела его несколько раз на собраниях, однажды на молодежной научно-технической конференции, в клубе. Он высокий такой, симпатичный, у него очень мужественное лицо. Зовут его Степан, как и того Разина, народного героя… Чуртанский Разин в своем роде тоже герой. Он много лет добивался увеличения кампании своей сталеплавильной печи, изобретал, ошибался, втихомолку исправлял ошибки — и добился, наконец. Результаты поразительные! Никто еще в стране, да, пожалуй, и во всем мире, не достиг таких результатов: печь Разина не останавливают на ремонт уже шестой год!..
Ясно, что после всего этого — терпеливых исканий, борьбы и, наконец, победы — Разина подняли на щит. О нем писала «Правда», на заводе организовывались совещания по передаче разинского метода, из Свердловска специально выезжала кинохроника. Судя по всему, слава не одурманивала новатора, он по-прежнему вел себя скромно и даже, несмотря на свои сорок лет, начал учиться в техникуме.
Случай, о котором рассказывал Переметов, открывал Разина с новой, несколько неожиданной, но тоже хорошей стороны.
Его представили к большой министерской премии. И не только его. Вместе с Разиным авторами нового метода назвали еще трех инженеров, начальника цеха и даже председателя цехкома профсоюза. Это было несправедливо. Большинство из «кандидатов» не только не помогали новатору, но даже мешали ему… Не разобрались, вероятно, в далеком министерстве!
Другой бы на месте Разина промолчал. Его-то фамилия первой стоит, к тому же портить отношения с начальством не всякому хочется… Разин не промолчал. Он пошел в партийный комитет завода и предложил внести в список обер-мастера Веденева, инженера Чазова, двух рабочих из своей бригады — тех, кто действительно прошел с ним долгую маяту, а фамилии остальных выкинуть. И еще добавил под конец, что, если его предложение не примут, откажется от премии…
— Правильно! — не дослушав Переметова, рубанул по столу Павел. — Прихлебателей этих…
Он вовремя спохватился, глянув на насторожившуюся сразу Тамару, сказал спокойнее, обращаясь уже к ней:
— Томка, ты слышишь? Как-кой все же молодец Разин! Не то, что кстати, твой Гопак…
Крохотные Тамарины уши под легкими крыльями волос чуть порозовели. Она пожала плечами:
— Почем знать? Может, Иван Евгеньевич так же поступил, если бы пришлось…
— Он-то? Куда ему!.. Очень уж твой Иван Евгеньевич деньгу любит, не стал бы рисковать, не думай!