За дощатой стенкой затрезвонил телефон. Гопак, оборвав себя на полуслове, вышел. Полная горячих мыслей, Тамара не слышала, о чем он говорил. Донеслись до нее лишь последние слова: «Честное пионерское, к завтраму сделаю. Обязательно!..» Директор, наверное, звонит, — подумала Тамара. Ей казалось, что с известным Гопаком из заводского начальства может говорить только сам Окулов. Вспомнив, как бледнела сегодня перед Окуловым, устыдилась: «И чего я так его боюсь? Вон, Иван Евгеньевич как разговаривает!..»
— Черт его знает: торопят и торопят. Будто у Гопака восемь рук! — возмутился тот, снова появившись на веранде. На небритом лице выступили капельки пота.
— А что нужно?
— Электроискровой, хай ему!..
— Так вы же давно сдали его.
— Как сдал? Второй вариант работаю! С первым-то намучился, а сейчас еще и второй подавай! А с первым, знаешь, как было?
Тамара кивнула. Правду сказать, она не знала. Ей хотелось, чтобы Иван Евгеньевич продолжал прежний разговор — это было интересно, — но Гопак, уже увлеченный воспоминаниями, стал рассказывать о станке.
Лет пять назад завод получил срочный заказ — изготовить фильтры для химической промышленности. Такой заказ не ждали и готовы к нему не были. Директор тогда мобилизовал главного технолога, а тот, в свою очередь — Гопака… В результате Иван Евгеньевич засел за конструирование станка, без которого мельчайшие отверстия в заказанном металлическом фильтре не пробьешь.
Провозился он месяца три-четыре. Спешка была страшная: чертежей в мастерской не ждали, прямо по эскизам, набросанным Гопаком, вытачивали детали. И все же станок удался!
Иван Евгеньевич достиг тогда вершины своей изобретательской славы: о нем много говорили и печатали статей, а главный технолог Жиляев написал специальную брошюру «Изобретатель-самоучка И. Гопак».
— А нынче, Иван Евгеньевич, еще заказ получили?
— Бога-атый!.. И опять ко мне. А мне и без станка дел хватит…
Гопак вроде бы смутился на последних словах. Неловко перегнувшись со стула, он долго нащупывал на полу оброненный карандаш, так и не найдя, выпрямился.
— Я, понятно, сделаю, просят раз… — задумчиво проговорил он и, явно сожалея, свернул эскиз с «велосипедом». — Кому же еще делать?
«Некому. Ученых много — умных мало…» — отметила про себя Тамара и снова позавидовала Гопаку. А тот, будто встряхнувшись, сразу переменил тему разговоров:
— Дома плохо, да? Может быть, Томочка, помочь чем?
В голосе его прозвучало такое искреннее участие, что сердце Тамары сжалось и она исполнилась еще большей признательности к изобретателю.
— Спасибо, Иван Евгеньевич!..
XII
И не раз, и не два после этого встречалась Тамара с Гопаком. Встречалась и на заводе, и у него дома. В эти короткие часы она отдыхала от семейных мелочных забот, капризного плача маленького Юрчи, укоризненного молчания Павла.
Конечно, не только естественное желание отдохнуть было причиной частых встреч с Иваном Евгеньевичем. Будь так, Тамара, наверное бы, не позволила себе забрасывать семью даже и на эти короткие часы. Просто ее очень тянуло к Гопаку. Всякого же влечет к интересным людям!
А с Иваном Евгеньевичем было интересно. Он не походил на других, и это особенно приманивало к нему любознательную Тамару. Больше того, если прибегнуть к громким словам, Гопак стал для нее идеалом. Она, как и он, тоже хотела сделать в жизни что-то заметное и быть тоже уважаемым человеком. «Светом в окошке» со временем стал для Тамары Иван Евгеньевич.
Она любила бывать в мастерской, видеть его, увлеченного работой. В трудные дни — они, правда, были редки, — когда у Гопака что-то не клеилось, он вышагивал по мастерской озабоченный, непривычно хмурый. На шутки тех, кто работал с ним, отвечал, смеясь лишь одним ртом, глаза же, большие и черные, задумчиво стыли под густыми бровями. В такие дни Тамара лишь издали наблюдала за ним, близко подойти не осмеливалась.
Хорошо было и дома у Ивана Евгеньевича. Жил он в громадном новом здании напротив заводской проходной, в квартире с окнами на зеленый парк. Внизу, между домом и парком, расстилалась широкая улица. На улице день-деньской весело перезванивались трамваи, а когда дождь смачивал асфальт, вся она долго блестела, как лакированная.
Тамару поразила богатая обстановка квартиры Ивана Евгеньевича: узорчатые ковры на полу и на стенах, искристый сервант, новенький, без единой царапинки, рояль, крытые жарким алым бархатом диван и полукресла. После избушки на курьих ножках она, бывая у Гопаков, пугалась этой роскоши и… сильно желала ее.