Да, Тамара очень хотела, чтобы в ее доме была такая же чудесная мебель и такие же чудесные ковры. Если бы все это было недосягаемо, так как, скажем ее путешествие на Марс, она бы, конечно, и не мечтала… Но ведь возможна же такая и у меня жизнь! Разве Иван Евгеньевич не был когда-то таким же простым токарем, как она сейчас? Был. Но он добивался и добивался своего. И она добьется!..
Гопак подогревал ее мечты.
— Главное, Томочка, чтобы в жизни была поставлена цель! — сказал он однажды после чая, усадив ее рядом на диван и закурив папиросу. (При этом Иван Евгеньевич оглянулся на дверь — Женя запрещала ему курить в квартире.) — Поставишь цель и иди к ней. Да не сбивайся! Я о себе скажу… В двадцатых годах еще, когда в Харькове работал, захотелось мне из мастерских своих уйти, на большой завод попасть. Уйти-то ушел, а на завод не принимают: тяжеленько тогда было устроиться. Что делать, побежал на биржу труда — были тогда такие. Неделю ждал вакансии… Нету! А со мной еще приятель один ходил — Мишка Зверков, лекальщик. Тоже зря штиблеты топтал — и ему места не было. Я-то набрался терпения, жду — ни на шаг от биржи! А Мишка мой нет: покрутится, покрутится да и скроется в неизвестном направлении. Однажды только отбежал он, а тут объявление выкинули: лекальщик требуется! Я сразу — к столу. Меня приняли… Так и добился своего. А сколько ждал! Вот что значит, когда цель!..
— А как же? — не поняла Тамара. — Ведь не лекальщик вы, Иван Евгеньевич?
— Я все специальности знаю, — уклончиво ответил Гопак. — А потом… Потом риск во всяком деле нужен! Конечно, не был я тогда лекальщиком. Но ведь не растерялся! Когда на испытание дали мне шаблон выточить, я одному старику червонец сунул — он и помог мне. А потом я уж сам. Сам, своей головой, доходил до дела. Не подводила она пока, голова-то моя!.. И тогда на заводе мною довольны были. Я у них в лотерее по рационализаторству все выигрыши забирал, первым был. Я им потом лучший инструмент изготовил, прибор такой, с точностью до одной тысячной миллиметра детали измерял. Мне за него восьмой разряд присвоили, а нарком именные часы прислал… Да ты посмотри сама: много у меня этих… знаков отличия!..
Гопак открыл самодельный сейф-шкатулку и показал Тамаре пожелтевшие Почетные грамоты, пригласительные билеты на давно состоявшиеся важные собрания, разные мандаты и удостоверения.
— А часов нет. Потерял во время эвакуации. Жаль, хорошие были часы. Мишке Зверкову такие бы не дали…
— А он-то как?
— Кто?
— Зверков ваш… — Тамара почему-то все время, пока слушала Гопака, думала о его неудачливом приятеле. — Вы же заняли его место.
Иван Евгеньевич резко вскинул седеющую голову, удивился… подумав, махнул рукой:
— А ну его! Устроился где-нибудь… Пожалела, что ли?
— Не пожалела, — упрямо продолжала Тамара, — а все же нечестно это…
— Нечестно? А ты с Чекиным?
— Что с Чекиным?
— Ты не хитри, не хитри со мной, девочка! Знаю ведь я, как ты обвела старика вокруг пальчика — вот этого ма-аленького… Сам помогал, потому и знаю.
— Так честно же я!
— А я, что, Зверкова — не честно? Все мы честные!..
И снова, как тогда в мастерской, Тамара не стала спорить с Иваном Евгеньевичем. Ей вспомнился Чекин — бледный и растерянный, — каким тот был у Поставничева в день появления статьи. Сейчас почему-то стало жаль его: неужели она в чем-то была неправа и незаслуженно обидела старика?
Не поднимая зарумянившегося лица, Тамара продолжала перебирать «боевые реликвии» хозяина. Сама собой задержалась в пальцах красноватая книжечка. «Авторское свидетельство» — вытиснено на тоненьком переплете. Книжечек несколько. В одной говорилось, что И. Е. Гопаку принадлежит изобретение «доводочного стакана и механической руки к нему», из другой можно было узнать, что Иван Евгеньевич сконструировал «приспособление для проточки уплотняющих канавок в трубчатых решетках теплообменника», в третьей… Славные книжечки! Тамара многое бы отдала, чтобы получить хоть одну такую…
Гопак, заметив, как слегка вздрагивают Тамарины пальцы, зажавшие удостоверение, успокоил:
— Не журись, дивчина! Будут и у тебя такие корочки!..
Редко-редко в таких разговорах участвовала Женя. Приходила она обычно поздно — во Дворце культуры готовили новый спектакль, — приходила и сразу же валилась на тахту. Лежала подолгу и молчала, прикрыв узкой ладонью глаза.
Как-то в такую минуту Тамара случайно взглянула на нее и… испугалась. Ей показалось, что сквозь розовые Женины пальцы смотрят на нее ненавидящие, злые глаза. «Неужели ревнует?» — заподозрила она, но тут же постаралась отогнать нелепую мысль.