Выбрать главу

И, действительно, подозрения оказались напрасными. Буквально через несколько секунд Женя поднялась и, потянувшись, проговорила мечтательно:

— Мне бы роль Ларисы… Я бы так сыграла, так… в точности, как Алисова!

Тамара, уже успокоившаяся, подивилась: «Почему, как Алисова? Почему, как кто-то, а не по-своему?..»

Гопак словно угадал Тамарины мысли, и возразил:

— А ты, Женюрка, так сыграй, как никто еще не играл!

— Много ты понимаешь! — презрительно усмехнулась она и добавила, повторив чьи-то слова: — Ничто не ново под луной, все крадено… Все!

И вообще — со временем Тамара убедилась в этом, — дома Женя вела себя иначе, чем на людях. Здесь она была молчаливее, неприветливее, даже грубее. Случалось, она прикрикивала на Ивана Евгеньевича, и Тамаре тогда делалось жалко его… Она быстро собиралась и уходила. Уходила к маленькому Юрче, о котором, как бы ни был полон впечатлений вечер, она, кажется, не забывала ни на минутку.

XIII

И в «избушке на курьих ножках» все оставалось по-прежнему. Дни тянулись серенькие и одинаковые, как доски в заборе…

Как-то утром Тамара проснулась в особенно плохом настроении. Она еще не открыла глаза, а уже догадалась, что нет сегодня ни солнца, ни вчерашней бездонной сини над головой… Поморщившись, вытянула из-под теплого мужнина плеча разметавшиеся волосы, встала и начала вяло одеваться.

— Времени много, Томка? — зарываясь головой в подушки, спросил Павел.

— Седьмой!

— А-а, вставать пора!..

Все было так противно сейчас: и неприбранная постель, и линялая клеенка на столе, и зевающий муж, что Тамаре захотелось заплакать, бросить все и бежать. Если и не бежать, то просто выйти из дому на улицу. Но ведь и там не лучше. Серые тучи провисают над хмурой землей, сбитая дождем прохладная серая пыль коробится на дороге…

Тамара зябко повела плечами, плотнее запахнулась в короткий фланелевый халатик и пошла к Юрче.

Он еще спал. Розовая ручонка просунулась в отверстие деревянной кроватной решетки и повисла над истертым полом. И только он, Юрча, вид его раскрасневшейся ото сна пухлой и милой мордочки чуть расшевелил Тамару: внутри, в сердце знакомо всколыхнулась горячая волна любви к сыну. Она, наклонившись, долго смотрела на мальчугана:

— Ух ты, любый мой, любый!..

Прошлепал из кухни босой Павел.

— Позавтракать есть чего?

— Сейчас.

Несмотря на ранний час, ел он с аппетитом уже хорошо поработавшего человека: широко расставив голые локти, энергично орудовал вилкой, и румяные картофельные кружочки с хрустом разламывались в крепких зубах. У Тамары, глядя на мужа, тоже засосало под ложечкой. Павел будто догадался — предложил:

— Подсаживайся.

— Не хочу я…

— А то поешь.

— Сказала — не хочу!..

Павел только вздохнул, нахмурившись:

— И что с тобой делается, Томка, не пойму!..

Не ответив, Тамара вышла во двор, — сейчас, в непогоду, какой-то весь старый и неуютный, — села на низкое крылечко, подперев ладошками упрямый подбородок, и просидела так, пока не ушел на работу Павел и не проснулся Юрча. Она думала. О чем — и самой трудно вспомнить. Просто не нравилась ей собственная жизнь… Не нравилась, и все! Скучная жизнь и, правда, серая, как забор. Редко-редко отыщешь пролом в этом заборе, заглянешь в него, а там — счастливая жизнь, счастливые и красивые люди…

О многом передумала Тамара в тот не по-летнему хмурый и холодный день. И потом — бежала ли она в хлебный, бросив Юрчу на попечение Фроси, билась ли над мятым корытом, выстирывая из спецовки копоть, топталась ли возле печи, приготовляя обед, — невеселые и уже надоевшие мысли не отставали.

К полудню устала. Побаливали натертые грубой мокрой тканью руки, ломило от беготни под коленками. Когда все дела были переделаны, а Юрча уснул, Тамара постлала на сундук бабушкину шаль и прилегла. Заснуть, несмотря на усталость, все же не могла: ворочалась с боку на бок, вминая в шаль жестяные сундучные полоски; потом вдруг вскочила и — к столу. Там, под линялой клеенкой, были у нее упрятаны листки с эскизами…

Что это? А где эскизы?.. Вот они! Странно, тетрадные листки лежали с другого края стола. Значит, снова Павлик нашел их. И что ему только нужно? Везде нос сует! Она же специально переложила эскизы с полки под клеенку, потому что видела, как однажды он с любопытством рассматривал ее почеркушки. Зачем подглядывать, если Тамара не хочет этого? Ну, да ладно… Не стоит портить себе нервы из-за пустяков!..