В комнате Зойка сразу же пробежала к окну и прижалась к батарее, грея ладошки. А Максим, тоже не раздеваясь, присел к столу, смяв рукавом пластмассовую скатерку.
— Недавно пришла?
— Только что. Очень замерзла!
— Ну вот, а еще в кино собираешься!..
— А я вышла из техникума, мне тепло показалось. Забежала домой и — к тебе… «Путь к причалу» идет!
— Эта, что ли? — И Максим засвистел тихонечко:
— Кон-нечно! А ты уже видел?
— Нет, по радио передавали…
Максиму снова вспомнилась Станислава. Зойка не походит на нее. Курносая, маленькая… но с нею проще.
— Ты знаешь, Зоя, я устал маленечко, да и есть хочется. Ты посиди погрейся, а я в магазин схожу. Чайник вон, кстати, поставь… А насчет кино подумаем. Годится?
Зойка оттолкнулась ладошками от горячей батареи, послушно взяла с электроплитки пустой зеленый чайник и выскочила в коридор. Максим вынул из тумбочки авоську, пошарил в карманах мелочь и, запахнув бушлат, вышел на улицу.
II
Когда он вернулся и открыл дверь своей комнаты, то подумал было, что попал не туда. Конечно, он не мог узнать своего жилища: было здесь что-то такое, что сразу меняло все.
Первое, что бросилось в глаза и что смутило, были Зойкины туфли. Маленькие, тупоносые, с побитыми каблучками, они были небрежно брошены посреди комнаты… А Зойка?
Зойка сидела на его кровати. Забралась с ногами, забилась в угол… Была она в алой кофточке, белоснежная наволочка на подушке резко оттеняла алое, а свет настольной лампы на тумбочке у изголовья постели нарядно освещал всю ее, незнакомо-милую.
Он, ошарашенный, встал в дверях.
— Как ты долго, Максим! — сказала Зойка. — А я уже совсем согрелась…
И она спрыгнула с кровати. Подобрав туфли, в момент надела их и подбежала к Максиму. Поправляя светлые, легкие, под мальчишку стриженные волосы, доверчиво заглядывая в его озадаченное лицо, попросила:
— Потрогай лоб, пожалуйста… Не горячий?
Сама взяла тяжелую Максимову ладонь, притянула к лицу.
— Горячий… — И повторил: — Ну, вот, а еще в кино собралась!
Получилось у него это нежно, по-отечески вроде.
— Давай чай пить!
Странно все-таки относился он к Зойке. Впервые увидел ее около года назад, вскоре после того, как вернулся из армии. До призыва он успел закончить техникум; в кузнечно-прессовом цехе подходящего места не нашлось, и потому впихнули его для начала в бригаду Голдобина, ее отца. В доме бригадира, на богатых именинах, он и познакомился с Зойкой.
После этого встречались они несколько раз, больше случайно. В первый вечер, на именинах, показалась она Максиму тихой скромницей. Неслышно помогала матери в застольных хлопотах. Песни не пела, танцевала не с ребятами, а с подружкой Машей, за которой, впрочем, без устали ухаживал пижон Сенька, но та, в свою очередь, поглядывала на Максима и танцевала потом только с ним.
Позднее, когда они познакомились поближе, а было это после концерта в новом Дворце культуры, Зойка уже не казалась ему тихоней. Она первая сообщила Максиму, что он ей нравится и нравится гораздо больше, чем техникумский Игорь, с которым она «дружила».
Раза два забегала она к Максиму в общежитие, просиживала у него часами, вызывая улыбки-намеки у всезнающей вахтерши Зины. Но были эти совместные часы-сидения безобидны, потому что смотрел Максим на Зойку как на «пацанку», да и к тому же появилась на горизонте Станислава…
— Ой, пирожки! Да еще тепленькие!.. Ешь, Максим!
Это Зойка развернула сверток, принесенный из магазина. Первая взяла пирожок, надкусила…
— С капу-устой!.. А мы сегодня уже ели такие…
— Кто мы?
— Да мы с девчатами в техникуме. У нас весь курс любит пирожки… Да-да!.. Каждый день покупаем. А хожу за пирожками я. Мне уже лоточница знакома. Знает что я приду и приготовит свеженьких. Девчата меня всегда посылают! Павел Петрович пришел сегодня на урок, принюхался и говорит: «Сегодня с капустой у вас пирожки. Верно, Голдобина?» — «Верно!» — отвечаю…
Зойка дернулась, выплеснула чай на скатерть, обожглась и, прижимая пальцы обеих рук к губам, звонко-звонко расхохоталась. Максим, думая о своем, взглянул на нее и тоже улыбнулся.
А она сидела уже как ни в чем не бывало. Шмыгая носом, прихлебывала из граненого стакана; от горячего чая, от температуры раскраснелась вся… И была сейчас совсем домашней, ребенком.
— Орехи есть. Грызи, Зоя, — предложил Максим, когда она отставила пустой стакан, и придвинул надорванный кулек. — Любишь кедровые-то?