«Чекин здесь — это понятно… А вот зачем Павел? Ушел бы лучше, стоит как…»
Павел не уходил и, видимо, не думал уходить. Он стоял спокойный и улыбающийся у окна, за которым время от времени с хрустом ломались сосульки, и выжидающе поглядывал то на Поставничева, то на Чекина. На Тамару он не смотрел.
— Садись, Антипина! — Поставничев кивнул на стул у окна, где стоял Павел. Не успела Тамара сесть, как он, привычно продернув ладонь по лицу, — точно смыл усталость, — заговорил о деле.
— Статья, конечно, интересная… Но обсуждать мы ее сейчас не будем — сначала этим бюро займется. А вот предложение товарища Чекина и ответ товарища Антипиной, — секретарь бюро весело подмигнул девушке, — послушаем. Давай, Чекин!.. Да сиди, сиди!..
Старик все же упрямо поднялся и, опершись о край стола длинными руками, — видимо, унимал нервную дрожь, — хрипло сказал:
— Во-первых, вот что!.. Незаслуженно описали обо мне в газете. Двадцать два годика, без малого я…
— Ладно, ладно, Семен Андреевич! — ласково вмешался Поставничев. — Я же сказал, что разберемся!..
Чекин осекся, замолчал. На какое-то мгновение Тамаре стало жутко, она сразу забыла и о притихшем рядом Курасове и о Поставничеве, точно вдвоем они остались с застывшим от внутренней боли стариком…
Чекин откашлялся в костистый коричневый кулак и продолжал уже тверже:
— Во-вторых, значит… Предложение мое будет такое: раз ты, товарищ Антипина, — старик повысил голос и грозно обернулся к Тамаре, — жалуешься на станок и прочее, то бери мой «ДИП», делай, если начальство дозволит, и мои детали… Ясно? Докажи, значит!..
Старик шумно сел, а у Тамары, потрясенной неожиданным оборотом дела, вырвалось:
— Так я же не за этим, Семен Андреевич, корреспонденту рассказывала! Работайте на здоровье на своем станке, — что он мне!..
— А я советую тебе согласиться, Антипина! — опять вмешался Поставничев. — Правильно Семен Андреевич говорит: «Докажи!» Вот ты и докажи…
Тамара не знала, что и сказать. Страдая, бессознательно ища поддержки, подняла она невидящие глаза на Павла. Поставничев заметил это движение и, выйдя из-за стола, бережно взял ее за рукав:
— Да ты не бойся, чудная! В помощь тебе мы даем этого орла, — он кивнул на Курасова. — Павел все станки знает — из сотого корпуса на укрепление прислан! Он у тебя за наладчика будет.
— Не надо. Не надо мне никого. Сама я!..
Закусив губу и с силой засунув потные кулачки в тесные карманы ватника, Тамара почти бегом устремилась к двери. Уже за порогом услышала она насмешливое, брошенное Поставничевым:
— Хар-рактерец!..
IV
«Не надо!» — ответила Тамара Поставничеву.
Неправда.
Павел нужен был ей. И нужен был не только в цехе, чтобы спастись от грядущего позора, — работа на непонятном чекинском станке никак не ладилась, — а везде и всегда. Она с ужасом поняла это еще в тот самый вечер, когда насмешливо покаявшись в своей проделке, все же ждала его дома, перебегая от окна к окну и замирая при каждом стуке калитки.
Павел не пришел. Не приходил он и в другие вечера, тоскливые, тихие, когда только и слышно, как сопит в распечатанных к лету оконных рамах сырой ветер да старчески покряхтывают, оседая, древние стены. В эти вечера чудилось иногда Тамаре, что вытаивают из ледяной тишины то полузабытый бас отца, то скрип половиц под легкими шагами матери, то еще какие-то звуки, остро напоминающие о счастливом времени и о людях, родных и светлых…
«С ума схожу, дура!» — сердилась она, но поделать с собой ничего не могла. Пробовала читать — быстро забывала о раскрытой на коленках книге, бралась за полувышитого медвежонка — иголка больно колола рассеянные пальцы… Редко-редко уходила в кино, в театр же ни разу…
И вдруг… Нет, «вдруг» пришло позднее. Поначалу события развивались относительно спокойно. Просто однажды, таким же вот тихим вечером, Павел снова забрел на Чуртанку. Распахнув калитку, он приостановился, опасливо взглянул на крылечко, где в прошлый раз «целовался» с замком, и только потом уж, с нарочитым спокойствием насвистывая, зашагал по двору.
Тамара увидела его из окна. «Прише-ел!» — выдохнулось у нее удивленно и до жути радостно. Сразу, в какое-то пустяшное мгновение, слетели и черная тоска, и разные мысли о виденьях-привиденьях, и все тревоги…
Павел поздоровался хмуро, чувствовалось, что он весь напряжен и готов ко всякой встрече. Но вот он вгляделся в бледное тихое лицо девушки, устало из полумрака сенцев улыбавшейся ему, и тоже облегченно расправил натертые невидимым грузом плечи.