Вздохнув, Осокин аккуратно слез со стола и пошел одеваться. Каждую вещь аккуратно встряхивал, разглядывал множество новых дыр и подпалин. Любимую штормовку, в которой сидел в погрузчике, так вообще проще было на тряпье пустить — вся изжеванная, грязная и по спине будто табун вражеской конницы пробежал — натоптали от души. Когда последней натянул вязаную шапочку, за спиной протяжно заскрипело и в комнату вошли двое мужчин, лет под сорок. Оба в бурых латаных комбинезонах, грубых облупленных ботинках и со следами похмелья на лицах. Или может — не похмелья, но рожи мятые и неприятные. Не вызывающие никакого доверия. Причем тот, что слева, хотя бы пытался бриться, а вот правый походил на крысу после болезни — весь в клочьях щетины, на голове остатки шевелюры и какой-то дерганный. Иван для себя первого назвал Пижоном, а второго Лепрой. Настолько ему худой и перекошенный на один бок мужик не понравился.
— Я не понял, — притормозил у входа Пижон, — этот что здесь делает?
— Ну, я приказал сюда перенести, чтобы вопросы задать.
— Сюда? Значит, половину груза вышибло в коридоры, откуда шваль растащила наш товар по всему сектору, а ты спасаешь дикаря? Не ожидал.
— Должны же мы понять, что произошло.
— Какая разница? Даже если базовая станция работает, с нашей стороны ретранслятор выжгло вместе с техническим персоналом. Все, лафа закончилась. И лучше бы ты собрал жопу в кучу и хотя бы часть коробок вернул до того, как концов не найдем. А не таскал в изолятор отребье.
Поняв, что парочка будет препираться еще долго, Осокин аккуратно поинтересовался:
— Уважаемые, а можно мне в двух словах разжевать, что стряслось? А то я после смены как-то не очень все это понимаю.
Сказал и замолчал. Потому что выдал фразу на автопилоте, но русским языком и рядом не пахло. Ощущение — будто прокрякал что-то на китайском, с их подвываниями. Только вот «китаец» явно простудился, поэтому на высоких нотах хрипел, а на низких гундел. Дикое ощущение, будто по носоглотке рашпилем прошлись.
— Он еще и говорит на общем? — выпучился Пижон. Его напарник сделал осторожный шажочек назад и забубнил в оправдание:
— Я же объясняю, надо понять, что и как. Вот я ему в воткнул «маму» со всем барахлом, что в самом начале собирали для чужаков. Там и языковой пакет был.
Подойдя к гостю, Пижон попросил:
— Повернись. Медленно, без резких движений… Вижу. Да…
Сгорбившись, встал рядом с Иваном, постукивая костяшками пальцев по глухо загудевшей столешнице:
— Значит, ты воткнул ему гелевую матрицу транслятора, которую нам дали на время под проект. Которую нам надо было отдать, как закончим основные поставки. С расширенной базой, ценой под двадцать тысяч кредитов и людьми, кто потребует вернуть в любом случае их имущество… Я правильно тебя понял?
— Расспросим и выдернем, в чем проблемы?
— Проблемы?.. Проблемы в том, что ты идиот… А я еще удивлялся, чего это Жорри на радостях надрался, как услышал, что мы стали напарниками. Он еще орал тогда в баре, что пальцем меня не тронет, я сам сверну шею, без посторонней помощи… Проблема в том, что «мама» устанавливается на всю жизнь, переходит в разряд постоянного симбиота и прорастает в затылочную долю, мозжечок и продолговатый мозг. Это не слотовые базы, которые можно тасовать на посадочных местах. Это — навсегда. И теперь двадцать штук воткнуты в бедолагу, который явно не блещет интеллектом…
— Но, я не думал… Ведь всегда…
— Заткнись…
Пижон повернулся, посмотрел на Ивана и грустно покачал головой. Взгляд у него при этом был очень неприятный. Нет, мужик не корчил гримасы, не хмурил брови, просто явно где-то в башке списал чужака с баланса. И смотрел как на мусор, от которого нужно избавиться. Похожий взгляд Осокин один раз видел у человека, приезжавшего по делам на буровую в тайге. Как шептались, тот худой старик контролировал почти всех нелегальные золотые прииски по району. И мог пустить под нож любого, кто ему не понравился.
— Значит, информация… Кто ты и чем занимался?
— Вахтовик. Половину месяца работал на базе, половину отдыхал.
— Что делал?
— Железо разбирали под переплавку, потом еду и одежду в коробках складировали.
— Что еще?
— Только это. Говорили, что с отобранного металлолома золото добывали. Но я в этом не участвовал.
— Золото, — поморщился Пижон. — Конечно. Золото, серебро, платина и прочие глупые мелочи. Контакты, проводка, разъемы для кабелей. Оборудование для нищих провинций с минимальным технологическим уровнем. Кто же вам полиморфы даст или пластификаторы. И кто станет делиться трансураноидами и редкоземельными.