И теперь он работает на нашей земле? Что случилось с ранчо его семьи? Я ничего не понимаю.
Хотя это объясняет, почему он здесь, на оглашении завещания отца. Как управляющий, он, возможно, будет знакомить меня с территорией?
Не то чтобы это имело значение. Как только ранчо Лаки перейдёт в мою собственность, я его продаю. Мне совершенно неинтересно управлять скотоводческим хозяйством в холмистой глуши. Всю жизнь я была городской девочкой, и мой дом в Далласе — там мои друзья, семья. Там же находится Bellamy Brooks, компания по производству ковбойских сапог, которую мы основали с Уилер. Дела наконец-то идут в гору, и наследство, которое я вот-вот получу, поможет вывести бизнес на новый уровень.
— Кэш. Вау. Я тебя помню, — я протягиваю руку.
Он смотрит на неё, губы сжаты в тонкую линию. Проходит неловкая пауза, прежде чем он, не говоря ни слова, берёт мою ладонь в свою тёплую, широкую руку. Сердце пропускает удар — от его крепкого рукопожатия, от того, как его загрубевшая ладонь прижимается к моей. Сухая, но какая-то живая, настоящая.
Я отвечаю таким же твёрдым рукопожатием, заставляя себя снова встретиться с ним взглядом.
— Давненько, — наконец говорит он.
От него пахнет. Простым мылом, смешанным с чем-то более притягательным. Лосьон после бритья? Что бы это ни было, аромат свежий, травяной, и он достаточно хорош, чтобы сердце пропустило удар ещё раз.
— Рада снова тебя видеть, — выдавливаю я.
Жду, что он ответит. Что это за имя вообще — Кэш? Настоящее или прозвище?
Он молчит.
— Ну что ж, раз все в сборе, — Гуди берёт папку и маленькую сумочку на молнии, который протягивает ей Зак. — Давайте начнём. Пройдём в конференц-зал.
Она идёт по коридору. Я бросаю взгляд на Кэша, который чуть приподнимает шляпу у груди.
— После вас.
Интересно, он просто неразговорчивый или же настоящий придурок?
Я так хочу вернуться в Даллас, что у меня скручивает живот. Впрочем, он у меня болит всегда, так что это не новость.
Следую за Гуди по коридору, ощущая тяжёлые шаги Кэша у себя за спиной.
Один час. Два — максимум.
И у меня будет достаточно денег, чтобы осуществить свою мечту.
Ну, хотя бы одну из них.
И, может быть, если я вложу деньги отца в Bellamy Brooks, мне наконец станет хоть немного легче. Может, я перестану злиться… ну, на всё.
Гуди садится во главе длинного, отполированного до блеска стола. Я тянусь к стулу справа от неё и наблюдаю, как Кэш усаживает своё большое тело в кресло слева. Он ставит свою шляпу вверх дном, так что тулья смотрит в потолок. Это что, способ сохранить форму или ещё какая-то ковбойская примета?
Затем он поднимает руку и проводит короткими пальцами по волосам, отчего рубашка натягивается на его широкой груди.
Я резко отвожу взгляд и начинаю копаться в сумке, доставая свой планер. Мне он сейчас совершенно не нужен, но надо же чем-то занять руки. Внезапно я чувствую нервозность.
Что, впрочем, совершенно нелепо. Мама уверила меня, что я единственный ребёнок отца, его единственная наследница. По условиям их бракоразводного соглашения, всё его имущество переходит мне, потому что он так и не женился снова и у него не было других детей. Деньги — это единственное, что он мне давал. Стоило мне попросить, он тут же выписывал чек.
Но когда мне нужен был он сам — его никогда не было рядом.
Я списываю свою нервозность на нахмуренного ковбоя напротив. Который, между прочим, лениво откинулся на спинку кресла, расставил колени в стороны и раскинул руки на подлокотниках, как будто ему до смерти скучно.
Вспышка злости накрывает меня с головой. Думаешь, я хочу здесь быть, придурок?
Мы с отцом не были близки. Но, несмотря на это, я не хотела, чтобы он умирал. Даже если теперь мне достанется куча его денег и ранчо. Честно говоря, я бы очень хотела, чтобы он был жив. Чтобы я могла… не знаю… попробовать ещё раз.
Позвонить ему в последний раз и сказать: я люблю тебя, мне жаль, можем начать сначала?
Я всегда думала, что у нас впереди целая жизнь, чтобы всё исправить. Часть меня хотела, чтобы он знал, насколько сильно я была ранена его отсутствием после их развода, когда мне было шесть. И когда я подросла, я полностью от него закрылась. Думала, что когда стану достаточно взрослой, когда добьюсь успеха, когда перестану держать обиды, мы сможем уладить всё между нами.
Теперь этого шанса у меня больше не будет. И от этой мысли мне становится невыносимо больно.
Гуди раскладывает на столе несколько листов бумаги, выравнивая их в три аккуратных ряда.
— Прежде чем мы начнём, хочу сказать, что такие моменты могут вызывать сильные эмоции. Если вам понадобится перерыв, просто скажите, хорошо?