До Питера за окном была зимняя московская хлябь с мокрыми сквозящими перелесками, за Питером началась настоящая зима, Снег закрыл уже все поля, затуманил леса, а ближе к Мурманску заискрился под низким морозным солнцем.
Заглянул проводник:
— Вы до Зашейка? Приготовьтесь, через полчаса прибываем. Сразу пройдите к выходу, стоим всего две минуты.
II
Станция Зашеек Мурманской железной дороги представляла собой одноэтажный деревянный вокзал посередине единственной длинной платформы, освещенной тусклыми фонарями. На привокзальной площади стоял автобус с трафаретом на лобовом стекле «Полярные Зори». Поодаль — несколько легковушек с водителями, то ли встречавших приехавших, то ли рассчитывавших подцепить пассажира.
Панкратов знал, что нужный ему лагерь находится километрах в двадцати от станции, рядом с деревней Дегунино. И это были никакие не Полярные Зори.
— Мужик, тебе куда? — подкатился к нему малый в китайском пуховике и роскошной лисьей шапке.
— В лагерь. Знаешь где?
— У нас тут три лагеря. Тебе в какой?
— В ИК-6.
— А, в «шестерку»! Триста. Годится? Учти, автобус на «шестерку» будет только завтра утром.
— Поехали.
— Не против, если я еще кого-нибудь прихвачу?
— Против.
— Тогда пятьсот.
— За двадцать километров? — удивился Панкратов. — У вас тут цены покруче московских.
— Так ведь какая дорога! Это же мудовые рыданья, а не дорога! Полдня потом под машиной лежишь!
— Ладно, уговорил. Где твоя тачка?
— Сейчас будет!
Малый кинулся к легковушкам и вскоре подкатил к пассажиру на потрепанной «Ниве».
— Полярные Зори — это что? — поинтересовался Панкратов.
— Атомград, жемчужина Заполярья. Кольская атомная станция — слышал?.. У тебя в зоне-то кто?
— Знакомый.
— Чтобы к знакомому ехали — редкость. Все больше к сыновьям, к мужьям. Видел теток с сумками? Везут подкормить своих. «Шестерка» считается ничего. А на «трешке» и «восьмерке» — там, говорят, народишко воет.
Темная узкая дорога, вся в рытвинах, заставила водителя примолкнуть. Через час «Нива» остановилась на краю деревни с тускло освещенными узкими окнами. В стороне, за черной озерной протокой, ряды фонарей и прожекторов рисовали контур зоны.
— Тебе куда? — спросил водитель.
— Есть здесь какая-нибудь гостиница?
— Тут, мужик, не Москва. Но приезжие на улице не ночуют. Зона всех кормит. Я знаю, куда тебя пристроить. К бабе Фросе. У неё чисто. И отдельная горница найдется. И что характерно — клопов ну совершенно нету. Тараканы, правда, есть, но они в темноте не мешают.
Отдельная горница у бабы Фроси, рослой мужеподобной старухи, обошлась Панкратову еще в восемьсот рублей. Сколько-то из них переместилось в карман водителя — комиссия за выгодного постояльца. Зона всех кормит. Всю ночь он проворочался на пышных перинах в жарко натопленной горнице, заснул только под утро. С облегчением покинув странноприимный дом, вышел на улицу и понял, что опоздал. На его глазах из автобуса выгрузилась целая толпа теток с сумками и тележками, человек тридцать, и выстроилась в очередь к административному корпусу лагеря.
Удостоверение полковника ФСБ, хоть и в отставке, могло бы здесь помочь. Но встреча с начальником лагеря, который был нужен Панкратову, сразу приобрела бы официальный характер и никакого толку от нее бы не было. Поэтому он решил зайти с другой стороны: пристроился к очереди с видом обычного посетителя, который приехал навестить томящегося в узилище родственника. Очередь почему-то двигалась очень медленно, только к обеду Панкратов оказался в зале с длинным столом, на одном конце которого за компьютером сидел пожилой прапорщик, а на остальном пространстве стола с десяток надзирателей и надзирательниц потрошили содержимое сумок и тележек приезжих. Перерезали вдоль батоны колбасы и булки хлеба, ломали сигареты, перерубали пополам шоколадные конфеты прямо в фантиках. Тележки развинчивали, дули в полые алюминиевые трубки.
— Это зачем? — удивился Панкратов.
— Положено, — ответил прапор. — Всё пытаются пронести — наркоту, деньги. Вы к кому?
— Мне нужно встретиться с одним знакомым.
— Разрешение есть?
— А как же? — Панкратов подсунул прапору паспорт с вложенной в него стодолларовой купюрой.
— Трудно, — вздохнул прапор.
— А так? — спросил Панкратов, добавив еще одну купюру.
Доллары исчезли, как их и не было.