— Не успеваем, — сказал он.
— Не успеваем, — согласился и.о. начальника. — И без тебя знаю. Это всё, что ты хотел мне сказать?
— Не всё. Есть предложение.
— Излагай. Хорошая идея нам сейчас очень не помешает. Что ты предлагаешь?
— Снять всю технику с канала и укрепить плотину. Пропустим паводок через нее.
И.о. начальника даже привстал в кресле.
— Да ты представляешь, что говоришь?! Через недостроенную плотину! Рухнет к такой матери!
— Если рухнет, она и так рухнет.
— Запомни, Георгий, что я тебе скажу, пригодится в жизни. Если я буду рыть канал до последнего дня, но не успею и паводок пойдет через плотину, у меня будут крупные неприятности. Но не смертельные. Стихийное бедствие. А если сниму технику с канала, как ты предлагаешь, а плотина не выдержит, то я сяду в тюрьму. Есть разница?
— Да с чего ей рухнуть? — попытался возразить Гольцов. — Не Енисей. Выдержит.
— Уверен?
— Не на сто процентов, но процентов на семьдесят.
— Мне бы твою уверенность! Сделаем так. С этой минуты ты — исполняющий обязанности главного инженера. Действуй. Но учти — вся ответственность на тебе.
Слух о том, что на Нижне-Кутской ГЭС прекратили работы на водоотводном канале и вернули всю технику на плотину, дошел сначала до треста, потом до отдела строительства обкома партии, а потом и до первого секретаря обкома Бориса Николаевича Ельцина. Он даже не сразу поверил: „Как прекратили рыть канал? Они что там, с ума посходили?“
В один из солнечных апрельских дней, когда с крыш вагончиков уже потекло, а сугробы заметно просели, над поселком появился вертолет „Ми-8“ и приземлился на площадке перед деревянным зданием управления. Из вертолета вышел Ельцин, приказал выбежавшему ему навстречу и.о. начальника стройки:
— Показывайте, что тут у вас!
Поднялся на плотину, молча прошел из конца в конец, недовольно глядя на бетоновозы и самосвалы, вываливающие в тело плотины содержимое кузовов, на сварщиков, укреплявших плотину снаружи металлической арматурой. Появился Гольцов, извещенный о прибытии самого. И.о. начальника представил его:
— Гольцов, исполняющий обязанности главного инженера.
Ельцин перевел на него хмурый взгляд:
— Это ты снял технику с канала?
— Я.
— Почему?
— Без толку, всё равно не успевали. Здесь она нужней.
— А если плотина рухнет?
— С чего ей рухнуть? Технологию соблюдали, песок в цемент не сыпали.
— Знаю я, как вы соблюдаете технологию. И про цемент тоже знаю.
— Борис Николаевич, посмотрите на поселок, — предложил Гольцов. — Видите хоть один бетонный или хотя бы кирпичный дом?
С высоты плотины первый секретарь окинул взглядом хаотическое нагромождение временного жилья.
— Не вижу. И что?
— То, что цемент весь в плотине, до последнего килограмма.
— Не украли, ты хочешь сказать?
— Можно сказать и так.
— Размоет, — с меньшей уверенностью предположил Ельцин.
— А у нас что, есть другой выход?
— Рисковый ты парень. А что? И правильно, настоящий строитель должен уметь рисковать. Ладно, продолжайте. Но учти, Гольцов, рухнет плотина, пойдешь под суд! И получишь на всю катушку, это я тебе обещаю!
— Спасибо, — сказал Гольцов.
— За то, что пойдешь под суд? — удивился Ельцин.
— За разрешение продолжать.
Как и предсказывали синоптики, паводок был небывалой силы. На старом русле пытались взрывать лед, но половодье быстро затопило окрестности, подняло в верховьях Нижнего Кута штабеля бревен с леспромхозовских делянок, они били в тело плотины, как торпедами. На третий день вода достигла гребня плотины и хлынула вниз, на строительную площадку, с которой вывели бульдозеры и экскаваторы. Весь поселок с утра и до темноты толпился на окрестных холмах, напряженно следя за буйством стихии. Лишь на пятый день паводок начал спадать.
Плотина выдержала.
За рационализаторское предложение, позволившее сэкономить несколько миллионов рублей, и.о. главного инженера Гольцов получил премию в размере месячного оклада.